Российский оппозиционер: «В какой-то мере мы вообще идем вслед за Беларусью, копируя все репрессии с разницей в пару лет»

— Самое хорошее, что у вас есть — это легитимно избранный лидер государства. Всеми признанный. Думаю, что даже в случае естественной смерти Лукашенко, Тихановскую просто на ура приняло бы подавляющее большинство населения Беларуси.

Уверен, даже чиновники и силовики готовы были бы ее признать, будь у них на это спокойный нормальный шанс, — говорит российский оппозиционер Евгений Доможиров.

Евгений — бывший депутат законодательного собрания Вологодской области и экс-координатор местного штаба Алексея Навального. В настоящее время возглавляет общественное правозащитное движение «Вместе».

После начала полномасштабного вторжения на активиста составили пять протоколов о «дискредитации» российской армии, и еще один — об организации несогласованной акции.

Весной 2022 года Доможиров вместе с женой и пятью детьми уехал из России, где позже против него возбудили уголовное дело за «фейки» о российской армии, объявив в межгосударственный розыск.

Оппозиционер рассказал «Салідарнасці», легко ли быть активистом в современной России, каковы планы Путина насчет Беларуси и есть ли у нашей страны шансы оказаться в Евросоюзе.

«На меня дважды нападали, у меня четыре сожженных автомобиля»

— У вас большая семья, вы жили в прекрасном месте. Почему пошли в политику и что вас заставило заняться именно оппозиционной деятельностью?

— В общественно-политическую деятельность я пошел еще как предприниматель в 2009 году, когда в Вологде хотели снести порядка 80% всех временных торговых павильонов.

Мы организовали акцию протеста, которая переросла в целое предпринимательское движение, и смогли отстоять свои павильоны. Более того, мы добились еще и пятилетних договоров аренды.

Позже на предпринимателей стали давить, угрожать, и сообщество распалось. А в 2010-м я основал движение «Вместе», которое стало правозащитной организацией всей Вологодской области. И все эти годы мы пытались отстаивать права граждан.

В 2011 году провели первые антикоррупционные расследования, собрали и предоставили все доказательства. После этого я пошел в депутаты заксобрания, наивно полагая, что смогу и дальше заниматься расследованиями, только на другом уровне.

Я выиграл выборы, несмотря на то что многие, даже из соратников, не верили, что это возможно.

Понятно, что власти были категорически против моей кандидатуры, поэтому депутатом я пробыл недолго, но с тех пор стал главным оппозиционером Вологодской области.

— Депутаты имеют неприкосновенность, как от вас избавились?

— Практически сразу после выборов на меня завели уголовное дело и через год на основании этого отобрали мандат. Согласно этому делу выходило, что я избил двух полицейских на митинге (смеется).

— Такой ход властей беларусским активистам хорошо знаком.  

— В какой-то мере мы вообще идем вслед за Беларусью, копируя все репрессии с разницей в пару лет.

— Но быть оппозиционером и в Беларуси, и в России было сложно и опасно задолго до нынешних событий.

— У меня четыре сожженных автомобиля за время моей активной деятельности. На меня больше десяти раз заводили уголовные дела, дважды нападали, пробивали голову, стреляли из травматического оружия.

Но у нас было много успешных кейсов, были конкретные результаты, что доказывало нашу правоту. Например, в 2013 году в Вологде была самая дорогая в России штрафстоянка — стоимостью 20 долларов в час. Нам удалось отменить эту схему.

Мы защищали парки, скверы, останавливали точечные застройки. Это удавалось, потому что действовали комплексно: организовывали акции протеста, одновременно проводили расследования, изучали документы, судились.

Понятно, что не все получалось. С конца десятых годов стало ощущаться, как сильно меняются власть и страна, диктатура наступала постепенно и пропорционально уменьшалось наше влияние на местные власти.

В 2021 году после ареста Навального, можно сказать, власть совсем перестала что-либо слышать и воздействовать на нее стало практически невозможно.

— Вы возглавляли местный штаб Навального, а с ним самим приходилось общаться?  

— Я с Алексеем познакомился еще в 2011 году, вошел в его партию, которую не зарегистрировали в итоге. Во время избирательной кампании 2013 года (выборы мэра Москвы, в которых Навальный занял второе место — С.) я работал в штабе, а в 2017-2018 годах (президентские выборы РФ, когда после проведения избирательной кампании Навальному отказали в регистрации — С.) возглавлял избирательные штабы в Вологде и в Череповце.

Когда бывал в Москве по делам, всегда заезжал в ФБК и встречался с Алексеем. Он очень помогал в решении наших вопросов. Многие Вологодские проблемы благодаря ему удавалось выносить на федеральный уровень. Информация, которую он озвучивал, тут же попадала в заголовки госСМИ.

Он громко освещал и покушения на меня, благодаря чему о них узнавали все. А общественное внимание было нашей единственной защитой.  

— Общественное мнение не всегда вставало на защиту активистов. Не секрет, что и в Беларуси, и в России к оппозиции в прежние годы отношение было у многих негативное.

— Последняя президентская кампания 2018 года показала, что у людей довольно большой запрос на альтернативного кандидата. У Алексея к тому времени был уже достаточно высокий уровень поддержки, и если бы он был допущен к выборам, то имел бы хороший результат.

Был оправданный риск второго тура, чего, конечно, Путин допустить не мог. Он вообще не мог рисковать.

Что касается деятельности нашего движения, то в Вологде мы были организаторами самых массовых акций протеста. Люди видели, что мы добивались результатов. К нам часто приходили те, кто со своими проблемами прошел уже все стадии и везде получил отказ.

Они так и говорили: нам не советовали к вам приходить, но идти нам больше некуда.

«Ситуация такова, что если вас все-таки захотят убить, то убьют»

— Расскажите о покушениях на вас. Как это было?

— В 2013 году в январе я отвел младшего сына в садик, на обратном пути прошел мимо якобы дворника, а тот со спины ударил меня бруском по голове.

Вырубить меня у него не получилось, просто сильно рассек голову, было сотрясение. Он хотел еще меня изувечить, пытался нанести удары по лицу, но я сумел увернуться.

Не думаю, что была цель убить, хотели покалечить, чтобы запугать. Но в машине оставался средний сын, он выскочил, закричал и «дворник» убежал.

В 2016 году у нас было очень серьезное расследование по поводу крупной застройки с контрактом на полмиллиарда рублей, что равняется 10% всего бюджета Вологды. Это был очень коррупционный контракт, и нам удалось его остановить.

В процессе этого расследования мне угрожали и однажды у того же детского садика (это было место, где за мной удобно могли следить, потому что я почти всегда отводил детей) в меня выстрелили из травматического оружия. К счастью, серьезных травм не нанесли.

— Удалось найти тех, кто на вас нападал?

— В последнем случае стрелявший взял целиком вину на себя и сказал, что сделал это якобы из личной неприязни. Вроде бы я как-то ехал на машине и не пропустил его на пешеходном переходе, а также обматерил. Хоть непонятно, как я мог его обматерить, если не пропустил и, следуя логике, должен был, наверное, уехать. (смеется)

После этого он решил отомстить и, как выяснило следствие, несколько дней ходил к детскому садику, ожидая, пока детей приведет не супруга, а я.

То есть человек решил меня расстрелять и намеренно вынашивал план за то, что я его якобы обматерил.

Интересно, что во время следствия у этого «несчастного» в доме обнаружили кучу свидетельств о смерти пенсионеров, а также их паспортов и доверенностей на квартиры. Все указывало на то, что мы имеем дело с типичным членом бандитской группировки.

Однако эти факты сначала вроде бы вывели в отдельное производство, но потом его тихонечко закрыли. По моему эпизоду ему дали 11 месяцев, переквалифицировав покушение на убийство на «легкий вред здоровью».

Ну и еще один штрих для полноты картины об уровне российского следствия: парня этого заставили взять на себя и покушение на одного журналиста. Договариваться об этом к якобы простому хулигану приезжал в ИВС начальник полиции области. А потом его выпустили по УДО, естественно, не уведомив меня как потерпевшего.

— Как можно после всего этого продолжать заниматься тем, чем вы занимались?

— Понимаете, ходить и постоянно оглядываться, в любом случае, бессмысленно, потому что единственная реальная защита оппозиционера — это, как я уже сказал, максимальная публичность.

Но, по большому счету, к сожалению, ситуация такова, что если вас все-таки захотят убить, то убьют. Пример Бориса Немцова это идеально продемонстрировал.

— После акций в поддержку Навального и антивоенных вас неоднократно задерживали, сейчас завели уголовное дело, провели обыск.

— Уголовное дело на меня завели в декабре 2022 года, когда меня в стране уже не было. Основанием стали несколько публикаций на моем телеграм-канале. Суда еще не было.  

Когда возбудили дело, пришли с обыском по месту регистрации. Это дом тещи, которая лежала тогда после инсульта. Но, честно скажу, они не стали сильно мучить больную женщину, и все провели очень «культурно», если вы в курсе того, как нынешние чекисты проводят обыски, когда выворачивают все.

Вообще могу сказать, из опыта общения с рядовыми полицейскими, следователями, они нас всегда поддерживали. Я в этом убеждался неоднократно, попадая в спецприемники. А только в 2021 году я там провел больше 30 суток. И всегда ко мне было достаточно уважительное отношение.

«Белгород был одним их самых успешных российских регионов, и сейчас там реально жители в шоке»

— Предполагали ли вы, что начнется такая война?

— В начало войны я не верил, потому что анализировал: Россия едва выиграла две Чеченские войны. При этом в Чечне в 1994 году население было миллион двести тысяч человек, а территориально она примерно в 35-40 раз меньше Украины.

Поэтому я понимал, что война, даже если отбросить политический и другие аспекты, оставив только технический, не может быть успешной, она будет проигрышной.

И только дебил, думал я, может развязать полномасштабную войну. Итог, в принципе, мы все видим.

24 февраля 2022 года проснулся прямо в 5 утра и увидел то самое обращение Путина. Я просто обалдел от того, что он на это решился.

Мы тут же с ребятами поехали записывать антивоенный ролик. Одна девушка сразу вышла на пикет к зданию местного правительства, и мы провели трансляцию.

Свое обращение я сознательно решил записать у ресторана «Мясо» в Вологде, потому что сразу все прекрасно понял.

Позже выражение «наши мальчики» стало мемом, но я его произнес прямо 24 февраля, подробно объяснив, что этих ребят, где-то глупых, где-то одурманенных пропагандой, отправят на войну в качестве пушечного мяса, что мы и наблюдаем.

Понятно, что жалеть их не за что, особенно тех, кто уходит добровольцем или по контракту, потому что они идут убивать.    

Потом мы организовали акции 28 февраля и 6 марта. Но на последнюю я уже не смог выехать из дома. Я живу в 30 км от города. Наши волонтеры проехали и посчитали: полицейские машины стояли на трассе, на выезде из деревни, две дежурили прямо у моего дома. Вариантов у меня не было.

— Про настроения россиян сформировался прочный стереотип, дескать, все поддерживают и имперские настроения, и «спецоперацию».

— Мы видим внешний фон. Допустим, много пишут про Z-пропаганду, всякие концерты, сборы в помощь. Но если посмотреть на фото с этих мероприятий, то, например, на недавний бесплатный концерт в Вологде, где собирали помощь на эту так называемую «СВО», пришло около двух сотен человек, из которых практически все были чиновники и организаторы или их родственники.

Вот такая поддержка войны в реальности. По моим оценкам, ядро ярых сторонников составляет не более 5%. Тех, которые возле них, готовые участвовать в какой-то благотворительности, гуманитарной помощи, — еще процентов десять.

15-20% активно против войны, насколько это возможно в условиях фашистской диктатуры. И подавляющая масса — 40-60% — в целом против войны, но не потому что им жаль украинцев, а потому что они просто устали от войны, от падения экономики, от всего.  

Им было бы хорошо, чтобы войны не было и все вернулось на круги своя. Им и на Путина наплевать, им наплевать даже на собственный двор. Когда мы защищаем их дворы от точечной застройки, такие не выходят поддержать.

Это просто люди, которые живут тремя базовыми потребностям: поспать, пожрать и по*****ться. Больше им ничего не надо. Поэтому война многих из них раздражает, она несет проблемы.

В целом, я бы сказал, что большинство ушло во «внутреннюю эмиграцию» с попыткой залезть в ракушку, максимально отстраниться, стараться не замечать. Но это возможно только до тех пор, пока не коснется тебя лично, не убьют кого-то из родных или знакомых.

Влияют на настроения и беспилотники, которые зачастили в Москву, в Белгород. Белгород, кстати, был одним их самых успешных российских регионов, хорошо развивался и сейчас там реально жители в шоке.

Мне лично из родного города, конечно, пишет большинство единомышленников. Среди них бывают совершенно разные люди. Допустим, как отклик на благотворительный проект «Вернем тепло и свет Украине», благодаря которому мы собрали порядка 600 тысяч евро и закупили украинцам печки, генераторы, спальные мешки, пауэрбанки и много другого, мне написал бывший вологодский чиновник, который тоже уехал из России после войны: «Евгений, спасибо вам за то, что вы делаете. Я очень сожалею, что в свое время работал против вас».

А вообще реальный уровень поддержки «СВО» мы узнаем, когда Путина не станет. Тогда все увидят, сколько людей выйдут на улицы праздновать.

Это будет как в Зимбабве, где после свержения Мугабе, который еще накануне на выборах в очередной раз получил 96%, вдруг полстраны вышло это отпраздновать.

— На своем канале вы ведете «Счетчик войны», где отслеживаете потери по своей области.

— Вологда — трехсоттысячный город, в области население 1100 тысяч человек.

И сейчас мы пришли к тому, что фактически нет никого, кто не потерял бы родных или знакомых, или буквально через пару рукопожатий не знал бы такие семьи.  

Конечно, реальные цифры потерь установить пока невозможно. Мы отслеживаем только то, что можем — похороны, некрологи и другую опубликованную информацию.

В настоящее время в списке погибших уроженцев нашей земли 320 человек. Во всех конфликтах после Второй мировой войны — от Северной Кореи в 1953 году, в Афганистане, Таджикистане, Чечне — погибло 193 человека.

То есть за 14 месяцев этой войны только по тем данным, которые мы смогли собрать, погибло людей больше, чем во всех конфликтах вместе взятых.

Также мы следим за набором контрактников. Когда говорят, что люди массово записываются в их ряды, я продолжаю анализировать.

В нашей области 28 военкоматов и 30 мобильных приемных, которые каждый день ставят на площадях, у вокзалов — во всех людных местах.

Объявлениями с призывом записаться на службу увешано буквально все. Но набирают почему-то всего 10-12 человек в день. В неделю максимум человек сто, но в среднем значительно меньше — 75-80 человек.

По сути, на одну точку не приходится даже одного человека в день. Можно ли сказать, что у них большая эффективность?

Мотивация разная. Очень много людей ушло по мобилизации, когда, знаете, раз сказали надо, значит, надо. Многие идут именно из-за денег.

Ведь в некоторых регионах кроме того, что обещает государство — около 200 тысяч рублей — есть еще и губернаторские доплаты. Иногда сумма обещанного доходит до 500 тысяч рублей. Как их выплачивают, это уже второй вопрос. Но люди ведутся.

Вот смотрите, у нас в глубинке, в каком-нибудь Тотемском районе, который находится в 200 км от Вологды, в среднем человек зарабатывает 25-30 тысяч рублей в месяц. И тут ему только за заключение контракта предлагают годовую зарплату и даже больше.

При этом, как правило, эти люди ничем не интересуются и понятия не имеют о том, что происходит на самом деле.

Поэтому, когда они попадают в Украину, мы видим столько этого «плача Ярославны» (видео российских военных с просьбой о помощи — С.), потому что они с удивлением обнаруживают, что там, оказывается, идет настоящая война, стреляют и даже убивают.

— Наверняка, вы анализировали и историю Пригожина — так называемый «мятеж» и то, что произошло недавно?

— Сам мятеж закончился слишком быстро, чтобы серьезно его анализировать. А вот реакция москвичей мне понравилась. И она достаточно красноречивая.

В 1991 году, когда 19 августа я оказался в Москве, видел настроения людей, тогда десятки тысяч собрались у Белого дома. Помню и 1993 год, когда вышли и сторонники Ельцина, и сторонники коммунистов.

В те дни я видел людей, готовых защищать то, что они считали правильным для своей страны. А видели ли мы, чтобы хоть кто-то вышел 24 июня защищать Путина?

Целый день по всем каналам говорят: к Москве движутся «вагнера», за несколько часов они проходят 700 км, приближаются… Там начинают уже перерывать траншеями дороги.

Но ни одного сторонника власти не вышло ни к госдуме, ни к Кремлю. Никто даже ролика не записал в поддержку. Вот это говорит о реальном отношении людей к Путину.

Что касается завершения этой истории, то еще 25 июня я сказал, что ждет Пригожина, потому что Путин предательства не простит. Это закон мафии. В мафии нельзя выступить против «крестного отца» и остаться безнаказанным.

Поэтому все было в принципе предопределено, только вопрос времени оставался открытым. Если вы внимательно смотрели новости, то последние два месяца Путин, Лавров, да и все окружение довольно активно занимались Африкой и Сирией.

Думаю, они переводили активы, которые находились под контролем Пригожина, на других лиц. Как только этот процесс был завершен, сразу и решился вопрос Пригожина.

— Опасны ли наемники «Вагнера» без своего руководства, в частности для Беларуси, где часть их находится?

— Конечно, это достаточно опасная структура, даже если они просто разбегутся. Мы уже видели, на что способны вернувшиеся с войны вагнера, особенно бывшие зэки, которые получили свободу и закрепили в Украине навык убивать.

Поэтому представители этого сообщества несут угрозу всем — и в Беларуси, и в России — где бы они ни находились. Думаю, российское руководство заинтересовано в том, чтобы какую-то их часть подмять под Минобороны, откуда они снова отправятся в Украине, где будут «утилизированы», какая-то часть, возможно, уедет в Африку, уже под контролем других ЧВК.

Но еще часть оставят в Беларуси, как «пугалку» для Польши и Европы.  

«Мне известно, что в августе 2020 года в разгонах протеста в Беларуси участвовал российский ОМОН, в том числе наши из Вологды»

— Следили ли вы за событиями в Беларуси в 2020 году?

— Следил, до середины августа с большой надеждой. Я оцениваю так: Тихановская реально победила на выборах и это было настоящее объединение народа против Лукашенко.

У меня есть ощущение, что все-таки надо было пытаться брать президентский дворец. Не скажу, что эта оценка правильная, скорее она моя внутренняя эмоциональная. Мне кажется, что в тот день, когда был очень большой протест (16 августа 2022 года — С.), был шанс.

С другой стороны, вы выходили на мирные акции и надеялись на то, что власть рухнет просто от количества вышедших. Мы точно также надеялись, но, к сожалению, такие режимы, как мы уже поняли, от этого не падают.

Теперь понятно, что на российских выборах в 2024 году не будет даже «варианта Тихановской», Путин не позволит никому в этот раз участвовать в выборах. А Зюганов, Миронов и Слуцкий, наместник Жириновского, на дебатах будут призывать сплотиться вокруг Путина.

Мне известно, что в августе 2020 года в разгонах протеста в Беларуси участвовал российский ОМОН, есть даже информация, что в их рядах были и наши из Вологды.

Путину нужно было удержать режим Лукашенко, поэтому, когда я говорю про штурм, понимаю, что реально это была бы кровавая бойня.

— На ваш взгляд, какие планы у Путина насчет Беларуси? Все ли из них он уже осуществил, взяв нашу страну в так называемую «мягкую оккупацию»?

— Думаю, блицкриг 2022 года предполагал возврат Украины под полный контроль с перспективой дальнейшего объединения. Путин бредит империей.

Он же неоднократно говорил, что считает геополитической ошибкой создание СССР по ленинскому признаку — союзных республик с правом выхода. Поэтому Беларусь ему нужна не в каком-то союзе, а в составе России. 

Понятно, что он Лукашенко терпит, а тот водит его за нос с военной помощью. Беларусь предоставила больницы, военные базы, аэродромы, но послать войска «батька» все-таки не решается.

Боится, понятно, что не за Украину и украинцев, а за себя. Понимает, что ВСУ может ответить.

Беларусь — небольшая страна, если в ней всерьез что-то начнется, с ним могут покончить очень быстро. Отсюда и эти угрозы ядерным оружием и прочее.

— Какая разница между Лукашенко и Путиным и какие между ними отношения?

— Я так понимаю, Лукашенко гораздо интереснее быть диктатором пусть и небольшой, но самостоятельной Беларуси, чем губернатором российского региона.

При Ельцине он вынашивал мечты о президентстве в Союзном государстве. Но с ними пришлось распрощаться в середине нулевых, наверняка, он о них жалел.

Повторю, у Путина нет желания делать «СССР 2:0» или какое-либо СГ, он хочет только единую и неделимую империю. В этом и разница. Лукашенко был бы готов стать одним из лидеров СГ, но в империю под Путина он не хочет. И здесь у них категорическая взаимная несовместимость.    

В то же время Лукашенко четко понимает, что без российских денег Беларусь жить не сможет. Раньше были дополнительные доходы от транзита, а сейчас его практически нет, и ваша страна полностью перешла на трансферы из российского бюджета, на эти копящиеся долги по кредитам.

Это ситуация, в которой Лукашенко вынужден постоянно лавировать. Он зависит от Путина, но понимает, что и тот зависит от него, от этой внешней составляющей, что у России есть какой-то союзник.

На самом деле серьезной разницы между нашими правителями я не вижу. Если посмотреть на отношение к своему населению, то Лукашенко по уровню насилия где-то опережает, хотя Путин стремительно догоняет.

И тот, и другой убивали оппозицию чуть ли ни с первых лет своего правления. И тот, и другой держатся за кресло до смерти. Лукашенко не развязал никакой войны только потому, что Беларусь слишком слаба.

С точки зрения исторического аспекта я бы их оценивал, как Гитлера с Муссолини. Это взаимоотношения нацистской Германии и фашистской Италии.

— А что вы думаете по поводу беларусской оппозиции сегодня?

— Я вижу в Польше ваши акции протеста, они достаточно массовые, беларусы хорошо организованы. Иногда мы бываем на акциях вместе.

Но у Светланы Тихановской очень сложная задача, она фактически является президентом в изгнании. Однако не нужно забывать, и она не скрывала этого еще в июле 2020 года, что пошла на выборы вместо мужа. Так и говорила, я не политик и в случае победы сразу объявлю честные выборы нового президента.

В какой-то мере, мне кажется, она и не стала таким харизматичным политиком. Она нормальный человек, хорошая смелая женщина, которая действительно просто хочет видеть свою страну счастливой, и которая, можно сказать, взошла на эту Голгофу за своего мужа.

И ее роль по-прежнему та же: ждать, когда появится возможность, чтобы провести честные независимые выборы.

В этом и отличие беларусской ситуации от российской: у вас есть легитимный президент, пусть даже в изгнании, а у нас нет. У нас не было выборов, на которых мы могли бы попробовать получить такой уровень поддержки.

Если обобщить, то 2020 год для беларусов был проигрышем, но с итогами хороших перспектив. У вас есть отличный, совершенно прекрасный задел на будущее.

«Понятно, что к беларусам у украинцев претензий меньше, но все-таки есть определенный момент»

— Каким вам видится будущее наших трех стран?

— Во-первых, я четко понимаю, что война не кончится, пока Путин жив. Даже если он будет жить еще 10 лет, значит, она будет идти 10 лет.

Между Россией и Украиной останется ненависть на десятилетия, минимум на два-три поколения. Огромная ненависть — эти государства никогда не смогут объединиться в какой-то единый союз.

Россию с большой долей вероятности ждет распад. Говорю так не потому, что хочу этого, а объективно оценивая процессы. Я еще в 2017 году говорил, что Путин ведет Россию к распаду.

Значительную часть территории у нас, как понимаю, заберет Китай, который давно точно так же, как и Россия, говорит про «историческую справедливость».

Китай тоже считает часть Дальнего Востока своими историческими землями. Поэтому Россию ждут большие потрясения.

В Беларуси после Лукашенко ситуация будет зависеть от того, что будет в России. Если Лукашенко не станет раньше Путина, то скорее всего у вас будет попытка образования некой хунты, поддерживаемой Россией, чтобы удержать власть. Наверное, можно будет говорить об аннексии или аншлюсе.

Если Путина не станет раньше, то режим Лукашенко зашатается и в Беларуси наступит время для революции.

Но в целом Беларусь имеет шанс быстрее, чем Россия, стать частью Европы и даже войти в ЕС в среднесрочной перспективе.

— Между Россией и Украиной никаких отношений в будущем не будет, а какими могут быть отношения Беларуси и Украины?

— Понятно, что к беларусам у украинцев претензий меньше, но все-таки есть определенный момент. Украину еще долго, к сожалению, будут преследовать травмы войны, психологические, моральные.

Общество будет очень больным не только в России, но и в Украине. Мы же помним, что был и «вьетнамский синдром», и «афганский», и «чеченский». Война оставляет свой глубокий след. И эта война оставит свой глубокий след на сердце Украины.

Думаю, там будет место и для нескольких рубцов от Беларуси. Поэтому между странами не будет такой прямой агрессии, но вместе они могут оказаться, пожалуй, только в Евросоюзе, куда Беларусь сможет попасть лет через 10, дай Бог, чтобы раньше.

— Вам, как россиянину, пусть и с такой позицией, как живется в Европе?

— Не скажу, что мне часто приходится кому-то что-то доказывать. В таких ситуациях я обычно прошу зайти на сайт, где мы ведем проект помощи Украине, и на мой телеграм-канал.

Но в целом отношения у нас здесь хорошие, в том числе и с украинцами, с которыми общаемся. Мой средний сын, ему 22 года, встречается с девочкой-украинкой.

Не так давно мне привезли мою машину на российских номерах, и через пару дней под дворниками появилась записка «Слава Україні» и украинский флажок.

Мне, конечно, не хотелось, чтобы кто-то по незнанию проткнул колеса, поэтому флажок я положил под стекло на переднюю панель. А чтобы было еще понятнее, приклеил на машину наклейку «Путин-****о» и написал адреса нашего сайта и моего телеграм-канала.

— Вы допускаете, что никогда не вернетесь в свой родной город, в свою страну?

— К сожалению, да. Если в России после войны произойдет что-то подобное тому, что было в Югославии 90-х, а риск такой велик, это будет гражданская война и нам просто некуда будет возвращаться.

А так да, я очень скучаю по своей Родине. У меня был свой большой дом за городом, до речки — 150 метров, и каждое утро и вечер я ходил купаться.