Раненный на протестах беларус: «С внутренней стороны бицепса был вырван кусок 10 см в диаметре и 4 см в глубину»

— Когда в больницу начали привозить ребят с Окрестина, я понял, насколько мне повезло, что меня ранили и положили в больницу, а не забрали вместе с ними, — вспоминает Виталий Марокко.

Виталий — один из беларусов, пострадавших во время протестов 2020 года. Из-за тяжелого ранения его активная борьба завершилась 9 августа. Однако несмотря на пережитое за эти три года, он не потерял веры в солидарность земляков и готов присоединиться к возрождению Новой Беларуси, как только появится то самое «окно возможностей».

«Салідарнасць» узнала его историю.

«Задержание Сергея Тихановского стало для меня триггером»

В июле в Белостоке на улице Малмеда открылось кафе с непривычными для поляков вкусами.   

— Первый раз попробовать их приходится уговаривать, — делится владелец семейного бизнеса Виталий Марокко. — Это у нас любят тесто с мясом, с картошкой. В Польше в основном если ciastko, то подразумевается что-то сладкое. Когда ciastko соленое, это их удивляет.

И сладости наши беларусские — для них тоже экзотика. Зефир пробуют осторожно, но зато потом обязательно возвращаются за покупками. Он у нас не залеживается.

И натуральный зефир из яблочного пюре, и разную выпечку готовит жена Виталия Раиса, в прошлом банковский работник.

А сам Виталий до августа 2020 года управлял логистикой в крупной компании в Минске. Говорит, что никаких финансовых проблем в их семье с тремя детьми не было.

Однако семья Марокко как раз из числа тех, кто не оценивает уровень жизни по шкале «чаркі і шкваркі», предложенной несменяемой властью.

— Летом 2020 года беларусы поверили в то, что в своей жизни можно что-то изменить. У нас стало пропадать желание быть рабами. Появлялся новый взгляд на жизнь.

И эта уверенность в своих силах пришла одномоментно к сотням тысяч человек. Везде — в семьях, на работе, в магазинах, с соседями — мы встречали только единомышленников.  

А когда в течение лета стали выходить на различные акции, увидели, как нас много, это вдохновило еще больше, — говорит собеседник.

Он рассказывает о своем личном потрясении, когда блогера Сергея Тихановского, очень близкого многим беларусам своими взглядами, задержали в начале мая 2020 года первый раз:  

— Это стало для меня триггером, я понял, что больше нельзя оставаться в стороне, нужно поддержать и Сергея, и весь народ.

9 августа стал переломным днем не только в истории страны, жизнь самого Виталия он буквально разделил на «до» и «после». Как и большинство беларусов, он с женой и старшим сыном, который специально приехал из Польши на выборы, отправились голосовать.  

— На моем участке в СШ№ 165 на Юго-Западе Минска было много людей с белыми браслетами, почти все складывали бюллетени гармошкой, при этом ни члены комиссии, ни милиция никак не препятствовали.

Вечером мы пошли узнать результаты выборов. Все было спокойно ровно до того момента, пока не убедились, что никаких результатов никто предоставлять не собирается, а члены комиссии из школы вышли в сопровождении милиционеров.  

Собравшиеся стали возмущаться, я отправил жену с младшими детьми домой, а мы со старшим сыном решили посмотреть, что происходит на соседних участках. Там все оказалось примерно то же, что и у нас: нигде не вывесили протоколов, вызвав негодование людей.  

Однако ни ОМОНа, ни задержаний мы в своем районе не видели. Многие были возмущены и растеряны, интернета не было, и люди просто по инерции стали сбиваться в группы и двигаться в сторону Стелы.

После 22 часов мы были в районе Фрунзенского РУВД. Колонны к центру стекались буквально отовсюду. Нам передали, что мост на пути к Стеле заблокирован ОМОНом и автозаками.

Кто-то пытался обойти, кто-то просто разошелся по местности, кто-то что-то скандировал, но никакой агрессии у людей не было. Наоборот, многие знакомились, встречали старых друзей, шутили. Мы еще не знали, что нас ожидает, — вспоминает Виталий.

На самом деле он предполагал, что может произойти самое худшее, и даже не исключал, что может быть задержан, как это бывало во время протестов в разные годы.

Однако в то, что власть начнет творить абсолютное беззаконие, даже в тот вечер верили не многие. Пока не увидели все собственными глазами.

— Мы с сыном специально надели удобную одежду. Не исключая задержания, я даже взял на работе отпуск на две недели, а на случай штрафов отложил по 820 рублей на каждого (максимальная сумма на тот момент, равная 30 базовым величинам, которую могли присудить за участие в несанкционированном мероприятии — С.). Как нам казалось, мы предусмотрели все ситуации, — поражает своей принципиальной законопослушностью собеседник «Салiдарнасцi».

Эта законопослушность, существующая у беларусов на генном уровне, станет и причиной проигрыша безоружного народа, и причиной восхищения, а потом и насмешек над людьми, которые снимали обувь, становясь на лавочки. Но, главное, это доказательство того, что протестующие не собирались нарушать законы, в чем уже три года всех безуспешно пытается убедить власть.

«Я еще не успел отойти от наркоза, как прямо в реанимацию пришли следователи СК»

— На нас начали двигаться ряды полностью экипированных силовиков со щитами, и мы интуитивно стали в сцепку. При этом мы с сыном оказались в первом ряду, — подробно пересказывает хронологию роковых событий Виталий. — Они подошли вплотную и сразу стали нас бить дубинками. Именно по мне попали не меньше четырех раз, но, видимо, хотели только напугать, потому что били не сильно.

Как мне показалось, с нами сражались совсем молодые ребята, я видел их глаза – в них был испуг, а не ненависть и злость. 

В какой-то момент противостояния они отступили, и мы пошли вперед. Но тут с их стороны на нас полился газ. Протестующие начали разбегаться, потому что стало очень резать глаза.

Я увидел, в какую сторону побежал сын, и бросился за ним, и тут прямо возле меня раздалось несколько сильных взрывов. Я продолжал бежать, но почувствовал, что правая рука как будто онемела, а на одежде появились капли оранжевого цвета.

Остановился осмотреть руку и с ужасом увидел в ней огромную дыру! Врачи потом измеряют: с внутренней стороны бицепса у меня был вырван кусок 10 см в диаметре и 4 см в глубину.

Кровь стала течь сильнее, мне стало хуже. Это заметили пробегающие: кто-то дал воды, кто-то сделал жгут из своей майки и наложил, попросив запомнить время.

Сын нашел меня, а он вообще боится крови, но взял мою раненую руку, по которой кровь просто сочилась, и не отпускал, хотя я видел, что ему становится плохо самому.

Кто-то дозвонился в скорую, но по громкой связи мы услышали, что на протесты они не выезжают, нужно искать бригаду на месте. Тут остановилась BMW с шикарным белым салоном, и девушка предложила отвезти меня в больницу. Я отказался, не мог сесть в такой салон, потому что залил бы его кровью.

Мы все-таки нашли скорую, но в нее меня брать отказались, там уже было четверо лежачих раненых. В итоге меня забрала другая скорая, которая случайно проезжала мимо. Они не работали на протестах, но доставили меня в БСМП.

Я тогда не мог понять, почему никого не волнует моя рука, а все внимание обращено на спину. Везли меня, лежа на боку. Оказалось, что снаряд попал именно в спину, но прошел по ребру, разорвался в руке, осколками повредив еще и грудь.

Версии у врачей были разные, предполагали, что это была или светошумовая граната, или пуля, или снаряд разрывного действия типа петарды.

В ту же ночь мне сделали первую операцию.

Я еще не успел отойти от наркоза, как прямо в реанимацию пришли следователи СК. Не обращая внимания на мое состояние, они пытались убедить в том, что стреляли в меня из толпы, то есть протестующие, уверяли, что в том же месте некий омоновец был вообще убит и настоятельно рекомендовали отказаться от прохождения судмедэкспертизы, подсовывая на подпись какую-то бумагу.

Я сказал, что ничего не буду подписывать и попытался уточнить обстоятельства смерти того самого омоновца. Однако никаких подробностей они почему-то не рассказали и сразу ушли.

Через две недели мне сделали еще одну операцию, во время которой к руке пришили латку с ноги. Вообще врачи сказали, что я родился в рубашке, потому что и со спиной, и с грудью все оказалось в порядке, жизненно важные органы задеты не были.  

Через несколько дней в БСМП стали доставлять узников Окрестина. То, в каком состоянии были эти люди, признается собеседник, повергало в ужас.

— Это были полностью избитые люди со множеством переломов: рук, ног, челюстей, у некоторых руки были отбиты так, что кисти оказались вообще раздробленными.   

Их психологическое состояние тоже было очень тяжелое, они тихо разговаривали, оглядывались. Помню, как один парень со злостью произнес: «Я запомнил его глаза, я его найду».

Среди пострадавших я встретил друга, тот рассказал, как сутки стоял на коленях без еды и воды и из-за обезвоживания потерял сознание. Он тоже был весь синий от побоев, говорил: «Повезло, что упал и отправили в больницу».

Мое ранение на фоне увиденного казалось маленькой царапиной. Я был в шоке, как и все окружающие. Врачи делали все, что могли. Они очень хорошо к нам относились, хотя, как узнал позже, на них оказывалось сильное давление.

В больницу ехало много неравнодушных людей и волонтеров, их к нам не пускали, но медперсонал старался передавать все, что приносили. Передач было так много, что мы собирали огромные пакеты и относили в детский ожоговый центр.

Однажды доктор вдруг сказал нам: «Ребята, вам будут предлагать реабилитацию за границей, мой вам совет: соглашайтесь и пока не спешите возвращаться». Больше ничего объяснять он не стал.

Позже адвокат, который работал по моему уголовному делу (их открывают в связи с любыми ранениями) повторил то же самое, — рассказывает Виталий.

В больнице он провел месяц, следующий лечился амбулаторно.

— Я сумел забрать из больницы все документы, в моем эпикризе еще было написано «огнестрельное ранение» (заключение Виталий предоставил редакции — С.). У тех, кого выписывали позже, уже была другая формулировка — «ранение посторонним предметом». 

После того, что увидел в больнице и предупреждений врача, задумался об отъезде. А потом события стали развиваться так, что выбора у меня не осталось.

Однажды позвонил знакомый, с которым лежали в больнице, и сказал: «Ко мне приходили из СК, ничего объяснить не могу, просто не возвращайся сегодня домой». Две недели, пока делали документы, я скрывался, а 15 сентября 2020 года мы уже добрались до Польши, — делится собеседник.

«Беларусь сейчас наполняется газом, нужна просто искра — и все вспыхнет»

Виталий рассказывает, что на первом этапе семье очень помогли беларусы. Сам он на тот момент еще не до конца восстановился после ранения.

— Мне предлагали пройти реабилитацию в Чехии, но я не мог бросить семью. Рука почти не двигалась, к счастью, я встретил среди наших земляков врача-остеопата, которая мне очень помогла.

Сначала, как и многие, мы были уверены, что вернемся домой максимум через полгода, поэтому не спешили легализовываться, — тяжело вздыхает Виталий.

Осознание реальности к эмигрантам-беженцам, говорит он, приходит через время. На каком-то этапе семья, которая в Беларуси не имела никакого отношения к бизнесу, решила создать в новой стране свое дело.

— Я знал только то, что в Польше малый бизнес развивается довольно успешно и что он не является поводом провоцировать власть.

Хотя у меня были предложения заниматься международной логистикой, на семейном совете приняли решение развивать свой бренд. В конце 2020 года, еще в ковидные времена, доставка еды была одной из самых ликвидных на рынке сфер.

— Это правда, что до этого еду в вашей семье готовили только для себя и о карьере повара никто не помышлял?

— Абсолютно, — смеется собеседник. — Я так и сказал Рае: ты вкусно готовишь, давай готовить больше. Конечно, она опешила, долго сопротивлялась, но потихоньку начала.

Путь в бизнесе для семьи Марокко не был легким. Первый раз, говорит Виталий, ошибся с партнером, потерял много денег и все наработанное на тот момент.

Но ни первая неудача, ни тот факт, что иностранцам не давали кредитов, настойчивого беларуса не остановил. Именно ограниченный бюджет заставил его самого стать искусным мебельщиком. Весь интерьер семейного кафе мужчина сделал собственными руками:

— Рука моя сейчас полностью двигается, но, к сожалению, недолго. Буквально это происходит так — через каждые 20 минут работы нужен отдых на два часа. Поэтому на все обустройство ушло полгода.

В тяжелые времена семье приходилось жить на детские пособия. Сейчас Марокко развивают уже второй бизнес.  

— Теперь кафе — это бизнес наших девочек, а мы с сыном и партнером открыли интернет-магазин, — доволен Виталий.

Кстати, девочек в семье стало больше. Старший сын женился и у него в мае 2021 года родилась дочь.  

Несмотря на все пережитое, Виталий не потерял ни оптимизм, ни веру в беларусов. У него на этот счет есть свое объяснение.

— После каждого моего интервью мне пишет множество людей, выражающих и восхищение, и благодарность, а некоторые даже приходят с подарками. Поэтому наша солидарность никуда не делась. Просто люди пока не видят вариантов достижения цели. Но как только они появятся, все сразу забудут про распри и разногласия.  

В 2020 году мы все объединились, потому что увидели цель —демократические выборы — и двигались к ней, поддерживая друг друга. Сейчас мы разбрелись в разных направлениях, отвлеклись на какие-то более мелкие задачи.

А я считаю, что цель не нужно менять, можно изменить подход. Знаю, что настроения беларусов не поменялись, независимо от того, где они находятся. Несмотря на то, что внутри Беларуси все вынуждены скрывать свои мысли, никто ничего не забыл.

Если говорить другими словами, Беларусь сейчас наполняется газом, нужна просто искра — и все вспыхнет.   

— А вы связываете свое будущее с Беларусью?

— Мои дети учатся в польской школе, у меня здесь уже свое дело и, возможно, прервать это все одномоментно будет непросто. Но я готов помогать освобождать свою страну, когда откроется наше «окно возможностей», готов, если понадоблюсь стране в качестве временного ресурса, помогать ее восстанавливать. Я был и остаюсь беларусом.