Кузнецов: «Теперь Лукашенко снова не «хромая утка», с которой говорят лишь о транзите»

Политический обозреватель — о том, кто и чего добился на переговорах в Кремле.

— Реакция на встречу Лукашенко и Путина и ее результаты разделилась от «суверенитет сдан» сразу, до «сохраняется статус-кво» в итоге, — пишет Пётр Кузнецов.

Ничего катастрофического действительно не произошло. И согласование программ – не подписание (подписывать можно дольше, чем согласовывать), и возможное подписание – не интеграция, а лишь декларация о намерениях, и денег пообещали (и тоже еще не дали) – мизер, и цена на газ остается прежней, а не снижается. Разговоры пока остаются разговорами.

Однако сам факт, что о согласовании все же объявлено, большинством был воспринят как подтверждение того, что Москва дожимает Минск с интеграцией. Хотя в действительности все это может быть совсем не так.

Давайте просто вспомним, что происходило в отношениях между Путиным и Лукашенко начиная с августа 2020 года.

Практически сразу же Москва поднимает вопрос транзита через конституционную реформу с новыми выборами. После «тайной инаугурации», Кремль не утверждает и не подписывает ни одного нового кредитного соглашения. Происходит четыре встречи Путина с Лукашенко, все – без официальных пресс-конференций по итогам. Многочисленные инсайдеры утверждают, что на этих встречах кремлевский правитель добивается исполнения сочинских соглашений. Периодически эта же тема всплывает из уст то Лаврова, то Пескова. Что касается вопросов интеграции, то тут высказывания российской стороны, как правило, носят достаточно обтекаемый характер, а однажды и вовсе было сказано, что «некуда спешить».

В то же время, если широко посмотреть на повестку двухсторонних отношений, которую все это время озвучивала белорусская сторона, картина видится по-другому. Там, начиная с августа 2020, начисто исчезла всякая воинственная риторика, снова зазвучали призывы к интеграции, заклинания о том, что «в одних окопах, мы вместе с россиянами», ну и так бесконечности. То есть, в новом раскладе тема интеграции стала превалировать, на самом деле, уже в повестке Минска.

Почему так получилось?

Путин, вне сомнений, хочет прорывов на белорусском направлении. Однако с учетом крайне нестабильного положения местной власти, которая может зашататься в любой момент от любой искры, а также колоссальной непопулярности правителя в народе, ему, явно, хотелось бы серьезные документы подписывать с кем-то, кто будет хотя бы чуток полегитимнее. Этим может объясняться, что в течение последнего года вопрос конституционной реформы продвигался Россией активнее, чем собственно интеграция.

В свою очередь, для Лукашенко крайне выгодно (можно даже сказать, необходимо) вернуться к разговорам о будущем объединении. Во-первых, чтобы продемонстрировать силовикам и номенклатуре субъектность: диалог идет не об уходе, а о долгосрочных отношениях, то есть, речи о «хромой утке» нет. Во-вторых, чтобы вернуться в привычный формат «выгодных разговоров», когда Россия вынуждена поддерживать уже хотя бы ради того, чтобы не противоречить собственной публичной позиции. В-третьих, чтобы самого Путина вынудить отодвинуть вопрос транзита на второй план: какая реформа, какой транзит, если мы тут с тобой об интеграции договорились?

Путин вчера, заявляя, что, мол, не нужно привязывать происходящее к политическому календарю (в России на носу выборы в Госдуму), просто напрямую проговорился о насущном: в текущей политической ситуации ему просто необходимо продемонстрировать своему электорату хоть какие-то успехи на внешнеполитической арене, а белорусская тема уже опять стала превращаться в долгоиграющую, откровенно раздражая и вызывая насмешки. То есть, в какой-то мере, тактика бесконечного затягивания решения проблем в очередной раз себя оправдала.

Иными словами, то, что произошло вчера – тактическая победа Лукашенко, дающая ему пространство для маневра, время и возможности перевести диалог с Москвой в новое старое качество. Он теперь, снова, не «хромая утка», с которой говорят лишь о транзите, а субъект интеграционных процессов.

Другой разговор, что это не несет ничего хорошего для существующей в Беларуси системы в целом.

Сегодня многим кажется, что белорусский режим полностью взял ситуацию под контроль, и отчасти это, наверное, действительно так.

Однако реальность несколько сложнее.

Белорусский кризис – системный во всех смыслах. И с этой точки зрения протесты, Бабарико или Тихановский, репрессии и другие знаковые штуки – это не причины и не следствия, это лишь проявления и, одновременно, факторы, ускоряющие некоторые процессы.

Стагнация белорусской системы, с довольно многочисленными симптомами, началась задолго до 2020-го. Однако прошлогодние события сильно ускорили течение болезни и стагнация переросла в полноценный кризис. Сейчас мы видим, как этот кризис развивается, постепенно и незаметно переходя в фазу распада.

Причины совершенно очевидны: десятилетиями замороженная политическая и экономическая ситуация привели к полному устареванию как создателей и руководителей системы, так и ее узловых управленческих алгоритмов. То, что работало 10-20 лет назад сегодня не может эффективно работать не только потому, что изменился мир и технологии, но потому, что сами люди в стране изменились, вплоть даже до чисто физического измерения: кто-то умер или безнадежно состарился, а кто-то, уже совершенно другой, вырос.

В 2020 году стагнирующую систему сильно тряхнуло и, если разбираться, она не нашла в себе ресурса для самосохранения – спасла ее лишь сверхмобилизация силового блока. В этом состоянии она вступила в новый этап, где, по идее, надо бы вернуться к нормальному существованию, но не получается – страна уже не та, а дубинками ОМОНа ключевые проблемы большинства секторов не решаются. В итоге мы видим провал за провалом: предприятия «болеют», хотя еще не начинались никакие санкции, сельское хозяйство – худшее в регионе, спорт выступил в роли топки для сжигания бюджетных денег, и везде показатели – рекордные, только с приставкой «анти».

Под прессом репрессий сегодня не видно, как завтра или послезавтра могли бы победить демократические силы. Однако опыт СССР (и не только) показывает, что системы, прошедшие через стагнацию (брежневский «застой»), вошедшие в кризис, спровоцированный некими острыми факторами (Афган, Чернобыльская катастрофа, землетрясение в Армении, падение цен на нефть – некоторые из событий, приведшие Советский Союз к экономическому краху), на финальном этапе оказываются крайне неустойчивыми. Если у вас начинают разваливаться сельское хозяйство, спорт, потом – промышленность, потом – сфера услуг, а науки у вас толком никогда и не было, нет никаких оснований надеяться, что в конечном итоге не развалится и силовая структура, а вместе с ней произойдет и паралич, а впоследствии и распад самой системы управления.

В этом смысле можно быть пессимистом, наблюдая за тем, как изо дня в день ситуация в Беларуси к лучшему не меняется. Однако есть долгосрочные процессы, которые нельзя остановить, но можно каким-то образом подкорректировать, меняя их ход и временную динамику.

Вчерашняя тактическая победа Лукашенко в Москве (возвращение к формату «Разговоры про интеграцию» как будто не было августа 2020 года), на самом деле, является серьезным стратегическим вызовом как раз для системы как таковой. Просто потому, что сверхцель действующего в Беларуси и режима и его верхушки – никогда ничего не менять, сохраняя все, как выстроено.

Если достигнутый «успех» будет в каком-то виде закреплен, это заморозит ситуацию в стране еще на какое-то время: она будет поддерживаться силой и репрессиями, за счет ресурсов, которые разными путями и под разными предлогами удастся получать из Москвы.

Однако если еще в прошлом году наши заключения о системном кризисе были лишь предположениями и прогнозами, то ряд событий этого года уже подтверждают в полной мере, что эти прогнозы сбываются.

А, значит, сохранение статус-кво в том виде, который есть, будет вести к финалу, который всем хорошо известен: кому – по личным воспоминаниям, кому – по рассказам родителей, кому – по урокам истории.

Стагнация (уже пройдена) – кризис (в процессе) – молниеносный распад.