“Это был сущий дьявол, вырвавшийся из преисподней…”: Моряков рассказал о палачах

“Это был сущий дьявол, вырвавшийся из преисподней…”, “арестованных сажали на ножку опрокинутой табуретки и другие острые вещи», “адзiн са следчых выняў нож i прымусiў, каб я палавы орган паклаў на табурэтку...”. В своей новой книге «Ахвяры i карнiкi» Леонид Моряков рассказал о сталинских палачах, работавших в Беларуси, и их методах «работы» в период «кровавого туннеля смерти».

— Работа над книгой заняла более 10 лет, — рассказал «Салiдарнасцi» ее автор Леонид Моряков. — Основная сложность была в том, что большинство документов до сих пор засекречено. Информация собиралась буквально по крупицам, с помощью моих друзей, родственников погибших, с помощью бывших сотрудников спецслужб, которые сейчас живут за границей или уже умерли.

Леониду Морякову удалось установить, что всего за период с августа 1937-го по ноябрь 1938 года в Минской «американке» было расстреляно более 10 тысяч человек. Арестовано — более 100 тысяч.

— В среднем расстреливали по 130 человек в день, — рассказывает писатель. — Я обратил внимание, что НКВДисты с наибольшим размахом отмечали четыре даты — Октябрь, 23 февраля, Рождество (православное и католическое) и майские праздники. В преддверие этих праздников они выдавали ударные показатели по арестованным и расстрелянным. Случалось, что за одну ночь в Минске расстреливали по 150-200 человек.

Данные по количеству убитых писатель собрал в отдельный график. В нем, по сути, жизнь НКВД по дням.

Фундаментом для нового издания стала предыдущая книга писателя «Только одна ночь», посвященная деятелям белорусской культуры, уничтоженным в подвалах Минской внутренней тюрьмы НКВД в ночь с 29 на 30 октября 1937 года — самую кровавую ночь в белорусской истории. Сначала Леониду Морякову удалось найти сведения о четырнадцати загубленных, среди которых и дядя писателя — поэт Леонид Моряков, затем двадцати двух, тридцати пяти, семидесяти… Всего же в ту ночь большевиками было уничтожено около ста представителей белорусской элиты, среди которых Платон Галавач, Михась Чарот, Василь Каваль, Михась Зарецкий…Судьбы этих людей, а также их родных и близких описаны в первом разделе «Ахвяраў i карнiкаў».

В другой части книги приводится более 6000 имен расстрелянных в Минской «американке» с августа 1937-го по ноябрь 1938 года — в период так называемого «кровавого тоннеля смерти».

— Такая характеристика больше всего подходит для того периода, — уверен Моряков. — Никогда большевики так не зверствовали, как в тот год, когда наркомом внутренних дел БССР был Борис Берман. Это был поистине ужасный человек. Берман лично принимал участие в пытках подсудимых. В 1937 году его наградили орденом Ленина, а в сентябре 38-го арестовали и через несколько месяцев расстреляли.

Кстати, брат Бермана Матвей руководил концлагерем «Беламорбуд» и тоже был расстрелян. А вот как характеризует Бориса Бермана сменивший его на посту наркома внутренних дел Белоруссии Алексей Наседкин: «В Минске это был сущий дьявол, вырвавшийся из преисподней… У меня дядя умер от рака печени, так вот тогда Берман так же ежедневно менялся к худшему, как раковый больной. Но у дяди болезнь была незаразной, а здесь же чахнул и таял на глазах сам Борис и при этом распространял вокруг себя смерть. Он сам был раковой опухолью на теле Белоруссии. Он убил всех лучших коммунистов республики. Истребил цвет национальной белорусской интеллигенции. Тщательно выискивал, находил, выдергивал и уничтожал мало-мальски выделявшихся умом… Писателей, ученых художников… Восемьдесят тысяч невинных жертв… Гора залитых кровью трупов до небес…» (Из книги Дмитрия Быстролетова «Пир бессмертных»).

О тех, кто еще «отличился», уничтожая наших соотечественников — как раз третий раздел книги — «Яны вынiшчалi нашых продкаў». В своей книге Леонид Моряков не ограничивается лишь биографическими сведениями. Он подробно описывает методы работы НКВДистов, собранные по воспоминаниям их бывших «подопечных», дает список «заслуг» палачей.

— Собрать сведения о палачах оказалось самым тяжелым, — рассказывает писатель. — Большевики постарались уничтожить всяческие следы организованного им геноцида против белорусского народа. Сначала они уничтожили тех, кто расстреливал в 37-м, затем исполнителей этой акции, а затем и последней. Нередко, палачи сходили с ума. Непросто это — расстреливать из ночи в ночь сотни беззащитных людей, среди которых женщины и даже подростки.

О том, какими были методы работы сталинских палачей, можно судить по выдержке из обвинительного заключения по уголовному делу бывшего начальника 3-го отдела УДБ НКВД БССР Александра Гепштейна, приговоренного к высшей мере наказания в декабре 1938-го: «По непосредственному указанию Гепштейна и лично Гепштейном к арестованным применялись незаконные методы следствия, в ряде случаев садистские, вследствие чего имели место показания арестованных с оговором самих себя…

Массовое избиение арестованных в 3-м отделе продолжались до мая 1938… Арестованных избивали резиновыми нагайками, сажали на ножку опрокинутой табуретки и другие острые вещи… Наряду с тем, Гепштейн сам применял садистские методы допроса… Применение методов физического действия и садизма к арестованным доходило до того, что арестованных форменном образом уродовали… 21 августа 1938 года арестованный Скибко П.М. поступил в тюремную больницу города Минска с разрывом мочевого пузыря и травматическими контузиями. Арестованный Польто П.И. 31 августа 1938 года поступил в тюремную больницу с травмами у правой паховой области…

Также на следствии убивали — били насмерть… Трупы убитых по указанию Гепштейна не вскрывались в целях скрыть действительные причины смерти…

Допросы осужденных проводились путем зверских, жесточайших избиений… В кабинетах стоял сплошной рев и крики… Людей на носилках выносили в тюремную больницу… С лета 1938 избиение из кабинетов было перенесено в камеры… Арестованных ставили лицом к стене и заставляли стоять всю ночь. Открывали парашу, наклоняли к ней лицом… Если арестованный поднимал голову, то его били по голове…

Вследствие вышеизложенных физических и садистских мер воздействия на арестованных… уже приговоренных к ВМН и оставленных Гепштейном, видно, что Гепштейн этим преследовал цель, чтобы от каждого арестованного получить показаний как можно больше, на большее количество людей, что... Из проверенных арестованных 38 человек (которые дали показания уже после приговора к ВМН) дали показания на 3489 человек; из них Юзефович С.И. дал показания на 183 человека, Шнейдер Я.А. — также на 183 человека, Тарашкевич Б.А. — на 249 человек, Спорин — на 241 человека, Жилинский — на 244 человека и т.д.».

— Пытки, которые применялись к заключенным, были поистине зверскими, — рассказывает Моряков. — Можно себе представить, как НКВДисты пытали классика белорусской драматургии Бронислава Тарашкевича, если потом его тело тряслось сутками без остановки. Или вспомнить хотя бы, как сажали на кол президента Академии наук БССР…

Таких пример можно подобрать массу. «Самым ужасным была «парилка», куда я был отправлен «погнить месяца 2» (следователь Шаповалов), чтобы легче раскаивался в своих несуществующих преступлениях, — пишет в своем письме Чёрному бывший заключенный Иван Смирнов. — Это камера с населением в 3 человека на 1 кв. метр площади пола (14 кв. метров — 46 человек). Трудно себе представить, что это был за ад. Температура тропическая, воздуха через маленькое оконце поступало недостаточно; до этого мне никогда в голову не приходило, что может существовать острейший дефицит на этот «продукт»… Дышать было нечем, пот лил ручьем, можно ли было всем сидеть и спать — решайте сами, если вот, к примеру, на площади вашего стола нужно было жить 4-5 человекам. Вскоре, как правило, получалось сплошное воспаление кожи всего тела, чем мучения значительно усиливались. В такой обстановке я пробыл около 3 месяцев. Естественно, ее выдерживали не все: 3 человека отправились на тот свет…».

А вот что вспоминает бывший командир 1-го кавалерийского эскадрона Ефим Райхлинович: «У лiстападзе 1937 года мяне прывялi а 1-й гадзiне ночы на допыт i пачалася расправа. Я быў звязаны ва ўтаймавальнай кашулi i збiты да страты прытомнасцi. У снежнi нада мной зрабiлi iнсцэнiроўку абразання. А 2-й гадзiне ночы пры допыце мне прапанавалi спусцiць нагавiцы… Я не пагадзiўся. Але пасля жорсткага збiвання спусцiў нагавiцы i адзiн са следчых выняў нож i прымусiў, каб я палавы орган паклаў на табурэтку, Але я гэтага не зрабiў, i тады яны схапiлi мяне за палавы орган i пачалi цягаць па пакоi, да страты прытомнасцi…

На наступны допыт, на Новы год, г.зн. 1 студзеня 1938 года, мяне выклiкалi… таксама роўна а 2-й ночы, прымусiлi стаяць на зважай i адзiн [са следчых] стаў на зэдлiк i пачаў мачыцца мне ў вуха. У гэтым жа месяцы таксама а 1-й гадзiне ночы (у 30-градусны мароз) пры знарок адчыненых вокнах i дзвярах мяне распранулi да адной кашулi, налiлi за каўнер два графiны вады i прымусiлi сядзець да 2 гадзiнаў ранiцы. На мне абсалютна ўся вопратка змерзла, я змерз да страты прытомнасцi. Дадам, што следчы Высоцкi, якi мяне збiваў i здзекваўся з мяне, прымушаў мяне стаяць на зважай, трымаць тоўстую кнiгу Евангелля, хрысцiцца i малiцца. Гэта працягвалася 6 месяцаў…».

— К сожалению, пока еще известны не все палачи, принимавшие участие в уничтожении наших предков, — отмечает Моряков. — Но рано или поздно — может, через 5 лет, а возможно, и через пятьдесят — их имена будут названы. Эти документы существуют — все скрупулезно фиксировалось: кто расстреливал, кого, где, когда. В конце 80-х — начале 90-х их вывезли в Россию. И все же я уверен, что придет то время, когда, как привыкли повторять в кровавые тридцатые, страна узнает своих «героев»!