Зицер: «Одна из главных проблем детей в эмиграции, как и не в эмиграции, — это взрослые»

— Одна из главных, на мой взгляд, проблем детей в эмиграции, как и не в эмиграции, — это взрослые, — сказал Зицер на канале AliQRu. — Но в эмиграции взрослые очень часто совсем впадают в безумие не потому, что они плохие, а потому что хотят хорошего.

Когда мы оказываемся в эмиграции, очень часто мы пытаемся каким-то образом сохраниться.

Например, девочка Маша занималась музыкой. Обязательно нужно, чтобы в Ереване она занималась музыкой. Мальчик Витя учил английский язык. Обязательно нужно и в Финляндии учить английский язык. У кого-то были коньки, у кого-то еще что-то и т.д.

Желание — понятное на сто процентов, но и разрушительное для человека, потому что это не дает ему возможности создать новую систему координат. Так у нас замыкается круг.

Получается, как если бы я вчера катался на лыжах с гор, а сегодня оказался в пустыне Сахара, все равно цепляю лыжи и пытаюсь спуститься с бархан. Но, может, лучше заняться чем-то другим? Может, из песочка что-то такое лепить. Так и в эмиграции с ребенком.

Мы оказались в новой системем координат. Дети это понимают не передать как, они это просто из воздуха чувствуют. Тут приходит мама, любимая, чудесная, которая хочет стабильности, и говорит как в старом советском анекдоте: занавесим окна, будем раскачивать вагон и представлять, что мы мчимся в светлое будущее коммунизма.

Ровно та же история: закрой глаза и давай представим, что мы по-прежнему в Москве, Санкт-Петербурге, Минске или Харькове.

Мама, но посмотри, здесь все другое, качельки другие, люди совсем иные. Нет, котик, мы в Москве.

Себя таким образом она, может, и поддерживает, хотя я не уверен. Но ребенка разрушает гарантировано.

Пример вам точно знакомый. Мы оказались, допустим, в Ереване, ребенок продолжает учиться онлайн в московской школе. Зачем? У мамы это создает ощущение стабильности.

Мама, но я не могу встать на твердую почву, у меня не будет ни товарищей, ни друзей, я не узнаю, как ругаться матом по-армянски. Это тоже важно, я не шучу.

Те, кто думают, что старые условия позволят ребенку меньше нервничать в новых обстоятельствах, ошибаются. В этот момент он нервничает больше, несравнимо больше.

Потому что он не понимает, где он оказался, потому что он не может потрогать руками то, что происходит у него в новой стране. Он не может совершить скачок.

Невозможно идти по солнечному Еревану и не обратить внимание на цветочек, на зеленые листья и т.д. А он не обратит на это внимание, если целиком находится там, в прошлом, если хотите, или в параллельном.  

Он живет в другом мире. А его нужно отпустить в этот мир.

Специалист отмечает, насколько важно исследовать новое пространство, новый мир вместе с ребенком.

— Следующая проблема, о которой очень часто спрашивают родители из разных стран: если мы отпустим ребенка, он же может потерять год, он не будет знать материал по математике, русскому языку и т.д.

Если этого не будет, прекратится вот эта обычная взрослая гонка за собственным хвостом, как я говорю, постоянная подготовка к жизни вместо самой жизни.  

Сначала надо готовиться к детскому саду. Детский сад для того, чтобы готовиться к школе, школа для того, чтобы готовиться к университету, университет, чтобы готовиться к работе. А работа…

Жалко. Я не говорю о том, что нельзя сохранять привычки. Вопрос в том, что называть привычками.  

На что нужно прежде всего обратить внимание. Мамы с папами находятся в такой же ситуации. Они тоже ничего не знают. Что прикольно делать в новой стране, в чем особенность? Это важный вопрос. Прямо принципиальный.

Что у меня есть здесь, чего не было там. Если там я, например, катался на лыжах, здесь буду учить народные танцы.

Мама и папа находятся в том же половодье, и круто было бы сказать: сынок, доченька, мы вместе в половодье. В этот момент у человека появляется право сказать: мам, я в половодье или я боюсь.

Но если мама или папа выдвигает нижнюю челюсть вперед и говорит, я ничего не боюсь, я сильный человек, это лишает ребенка права сказать, а я боюсь, мне страшно.

Поэтому в половодье надо плыть вместе. Это самое главное. И тогда будет куча всего.

Возвращаясь в 90-е, когда много людей переехало в Израиль, было принято говорить: «Мы уехали ради детей». И дальше раз за разом мы видели одну и ту же сцену в разных модификациях: «Мам, купи мороженое». — «Нет, деточка, ты что не знаешь, у нас денег нет на это». Так ты все-таки ради детей уехала?

Давайте это «купить мороженое» считать метафорой. Потому что это очень важное открытие, особенно для человека, которому 3 или 4 года: слушай, а здесь мороженое крутое. Не в смысле сравнения, что там было плохое, а в смысле, что я могу здесь что-то, чего не мог там. И мама находится в той же ситуации.

Педагог обращает внимание на то, что особенно уязвимой группой являются подростки, и в эмиграции в том числе.

— Во-первых, само это название «подростки». Моя книжка о бессмысленности воспитания подростков начинается фразой: «Мне кажется, первородный грех в том и состоял, что взрослые придумали слово «подросток».

Объясню: подросток — это кто такой? Дети — это сюсечки-масюсечки. Взрослые — это такие, как мы с вами, мы же взвешенные.

А вот то, что телепается в середине, — подросток. Они не там и не тут. В этом слове есть нечто оскорбительное. Молодые люди 14-15 лет называют так себя только в виде стеба. Это невозможно произнести, но мы произносим, потому что нам некуда их засунуть.

Действительно это самый тяжелый возраст, который бывает. В этом возрасте мы идем как по битому стеклу, как русалочка, когда у нее появились ноги.

Помимо того, что в 13-16 лет я проживаю жизнь очень ярко, вспоминайте — все ярко, все жестко, все границы четко прочерчены: утром у меня был друг, он меня предал в обед, после этого мы к вечеру снова друзья. Это так устроено и это клево.

При этом это еще такой возраст, когда тебя забесплатно кто угодно может повоспитывать: почему ты стоишь, почему ты кричишь, куда ты пошел, зачем ты пошел, как ты выглядишь, почему ты так выглядишь… А когда он приходит домой — ему тут же: а уроки сделал?

И тогда есть вопрос про этих молодых людей: а отдыхать им где? Мы с вами приходим с работы, у нас важная продуманаая жизнь, и мы можем лечь в кедах на кровать.

А сыну или дочке на это скажут, причем в релокации тоже «я не позволю в своем доме». А это не его дом? Ты угол ему сдаешь? Он приживалка?

Поэтому в этом возрасте еще тяжелей. Тут как во время заноса, когда советуют отпускать руль в машине, конечно, он должен выправиться сам и сам должен нащупать вот эту колею — никуда не денешься.   

Отпустить страшно, но надо отпускать. Потому что получается так — мне страшно, поэтому я беру заложников. Сегодня эта фраза звучит будь здоров как.

Мне страшно, что с ней что-то произойдет, если она пойдет гулять вечером, поэтому я ее наручниками приковываю к батарее. Более того, любая мама, любой папа знают, что им не станет менее страшно, если они пристегнут своих детей наручниками к батарее. Потому что в этот момент будут другие страхи, — убежден специалист.

Среди множества вопросов, которые встают перед эмигрантами, особое внимание он советует уделять выбору учебного учреждения.

— У меня есть такое представление, что большинство из нас не покупают себе нижнее белье по принципу, у меня по соседству открылся ларек, там и буду теперь покупать. И покупая футболки, рубашки и все остальное, я думаю о том, какая ткань, насколько мне приятно это носить и т.д.

Но к школам, к сожалению, большинство взрослых относится по этому принципу — о, школа рядом, смотри как удобно, он сам будет туда ходить.

Потом мой любимый человек, еще и зависимый от меня любимый человек приходит из школы и говорит: мне плохо, мне тяжело, я не знаю, зачем туда шляюсь каждое утро, меня обижают и т.д.

А ему на это говорят: это твоя обязанность.

Представьте, если ваша жена сказала, я не могу ходить на работу, потому что мне там плохо, начальник лезет под юбку. Мы не можем этого представить. Мы не отправим любимого человека туда, где ему так плохо. А с детьми можем.

Почему мы их отправляем, как груз? Мне кажется, это изменяемо. Не может в городе не быть ни одной школы, которая бы не устроила всех.

Но она находится на другом конце города. Ну так переезжай. Об этом речи быть не может? Тогда хорошо бы не говорить, что ребенок —это твой первый приоритет. Это второй приоритет, третий, седьмой.

Я не полезу ни в чью жизнь, в конечном иоге каждый решает сам за себя, как ему удобно. Но хотя бы поддерживайте детей, перестаньте объединяться с их обидчиками, — говорит Дима Зицер.