«Я видел, чего добились поляки. Чем мы хуже их?»

– У всех была разная мотивация, – говорит Бородко. – Я наблюдал, как поднимались ветераны оппозиции, для них это было естественно. Новых людей, которые пришли в политику после выборов, возмутил вал насилия, начавшегося в стране. И это повлекло с их стороны активные действия.

Если взять Борисов, докатилось вплоть до работников милиции. За август-сентябрь прошлого года уволилось порядка 19 человек. Это инсайдерская информация, но город небольшой, к нам во время митингов подходили бывшие и действующие сотрудники милиции. Говорили, что не приемлют таких методов, что приходили в органы не для того, чтобы заниматься репрессиями в отношении своего народа.

Многие борисовчане были вне политики до последних выборов. Посмотрите по профсоюзам: пришли новые люди, сейчас активно занимаются тем, о чем еще год назад понятия не имели. Тот же Михаил Громов (председатель первички РЭП на Минском тракторном заводе – Ред.), другие люди с разных предприятий – еще весной их вообще не волновало, что существуют независимые профсоюзы. Но когда начались репрессии, люди начали искать формы сопротивления.

Профсоюз имеет устойчивые оргструктуры в регионах, в центре есть опытный костяк, который начал обрастать инициативными людьми. Сейчас мы наблюдаем, как создаются новые структуры в регионах. По Минской области в Столбцах появилась довольно неплохая группа. Посмотрим, как они будут себя вести. Понятно, есть опасения, что люди пришли на волне возмущения, но как они себя проявят в перспективе – это еще большой вопрос.

Некоторые пришли на волне последних политических событий и… покинули страну. Только борисовчан, по моим данным, из страны уехало четыре человека.

– Боятся?

– Одна женщина уехала, потому что за оскорбление возбудили уголовное дело. Она звонила сотрудникам милиции по бытовому вопросу. И параллельно пыталась призвать их к совести. В какой-то момент стандартные ответы милиционеров спровоцировали ее резкие слова. Это было записано и запротоколировано. Отследили номер телефона и возбудили уголовное дело.

Вот так, за разговор по телефону – по сути, за эмоции – женщина получила уголовное преследование. В октябре она отсидела 13 суток, ее уволили с предприятия ГАП-3. Сейчас она живет за границей.

Некоторыми руководит страх. Я в оппозиционном движении больше 20 лет, и примерно понимал, что из себя представляет механизм репрессий. А люди-неофиты, которые пришли на новой волне, даже не думали, что такое может происходить. В ожидании арестов, сталкиваясь со всем этим ужасом, с репрессивным аппаратом – психика естественным образом начинала меняться. Люди становились замкнутыми, охваченные ужасом. Многим уже нужны были не юристы, а психологи – чтобы выводить из этого дикого состояния страха.

Да, слабых сломали, но сильные лишь закалились, появился новый прилив сил, чтобы продолжать сопротивление. Режим этими посадками – более 30 тысяч человек – создал десятки тысяч новых революционеров. Это полностью его заслуга. Власть породила себе массу противников – тех, кто еще год назад не был заангажирован ни в оппозицию, ни вообще в политику.

– Что вы говорите тем, кто считает, что протесты сдуваются, власть заткнула всем рты? Мол, что уж тут могут сделать профсоюзы или отдельные инициативы…

– Да, некоторых сковал не только страх, но и физическая усталость. Полгода протестов – это серьезное испытание и для семьи, и лично для человека. Но многие сделали свой осознанный выбор и идут дальше. Основная масса, естественно, взяла паузу.

Однако по своему опыту могу сказать, что в конце 2019 года, когда были акции протеста против интеграции с Россией, и развернулись репрессии – тоже случился спад. Но прошло совсем немного времени, и начался новый всплеск. Поэтому я бы не сказал, что сейчас народ придавили, загнали в угол. Нет, потому что люди увидели, насколько нас много. Они понимают, что мы – большинство и возврат к прошлому, к тому, как было раньше, уже невозможен.

– Как мотивируете новых людей?

– Мы говорим им, что раньше вы все были поодиночке. Сейчас – в структуре, которая будет за вас бороться. В вашей жизни появляется стена, на которую вы можете опереться. В любых сложных ситуациях, не только касающихся трудовых вопросов на предприятии. Хотя и здесь у нас в последнее время есть положительные результаты, когда, например, были выплачены неправомерно удержанные деньги.

В Борисове восстановили на работе человека, которого незаконно уволили. Восстановили потому, что мы сказали руководству, что будем защищать этих ребят. Этого было достаточно.

Люди видят, что есть организация единомышленников, которые за них борются. И это их воодушевляет.

– Сложно установить контакт с руководством предприятий?

– Естественно, сложно. Наша профсоюзная структура в большинстве своем существует по территориальному признаку. Поэтому контакты с руководителями предприятий возникают в процессе защиты наших членов.

Например, на БелАЗе у нас сейчас 16 человек, небольшая группа. Она подвергается репрессиям. Но когда руководство видит, что за этими работниками стоит организация, что будут вопросы в суде, что имена этих руководителей осветят в прессе – это уже для них повод спустить некоторые вопросы на тормозах.

– Сейчас многие руководители мыслят наоборот: попаду в прессу с критикой оппозиции – поставят галочку, заметит власть.

– А санкции? А боязнь попасть в определенные списки? Тот же 140-й ремонтный завод, у нас есть там люди, члены нашего профсоюза, и они говорят, что их руководство обеспокоено, что попало под санкции.

Сейчас уже официальные профсоюзы организовали сбор подписей, чтобы направить их в международные организации, заявив, что на самом деле все не так плохо. Это говорит о том, что они вынуждены реагировать. Если бы эти процессы их не волновали – никаких сборов подписей для обращения к международным профсоюзам не было бы. А раз есть такая реакция – значит, они боятся.

– Простых людей зачастую пугает отработанная в суде схема: суд-штраф-тюрьма. И те, кто, возможно, хотел бы открыто высказать свое мнение, пока выжидают.

– Такие люди всегда были и будут. Большинство населения все равно будет выжидать, чья возьмет. Но мы делаем ставку на актив, который заряжен на позитив, на победу.

Многие приходят к нам поговорить. Недавно были сотрудники МЧС: «Ребят, что вы нам скажете? Мы готовы уволиться в знак протеста. Какие наши дальнейшие действия?»

Да, многие теоретически готовы действовать. Это и в нас вселяет некую уверенность, что мы не зря едим свой хлеб.

–Что вам позволяет не бояться?

– Все боятся, и я боюсь. Но я более опытный, я более 20-ти лет в оппозиционном движении. С другой стороны, когда у человека есть мечта, есть образ той страны, которую ты бы хотел увидеть – ты движешься к этой мечте.

Самое сложное для меня сейчас – сам я. Да, планов громадье, но есть некий внутренний ступор, потому что уже на протяжении многих лет и одно не удавалось, и другое не получалось. Не хочется снова и снова наступать на те же грабли. И в то же время видишь, что другие уперто добиваются своего. И тогда думаешь: «Да черт возьми! А почему ты не смог этого?». И я борюсь с накопившимися комплексами и усталостью, с негативным прошлым опытом.

После выборов 2010 года я вынужден был уехать в Польшу, провел на чужбине почти 9 лет. И это не сахар. Но в какой-то момент, наблюдая за той жизнью, видя, чего добилась страна и народ, я понял, что, черт возьми, мы очень похожи на них, мы не хуже, и мы достойны такой же жизни. Такой же свободной. Да, у поляков тоже есть проблемы, не все гладко и хорошо. Но они живут спокойной жизнью и наслаждаются ею.

И я вернулся в Беларусь с желанием, чтобы мы, белорусы, тоже жили спокойно, свободно. Но для этого надо приложить немножко усилий.