Владимир Войнович: «Когда правят одни и те же – это залог потрясений»

На свои 80 лет Владимир Николаевич не выглядит – бодр, весел, продолжает писать и вести активную общественную жизнь.

В общении он оказался человеком очень легким и спокойным. Как все гениальные люди, изъясняется просто, но по сути...

«МОЯ СТРОПТИВОСТЬ ВСЕГДА НОСИЛА ОБОРОНИТЕЛЬНЫЙ ХАРАКТЕР»

— Жизнь постоянно испытывала вас на сопротивление. Каким надо обладать характером, чтобы выстоять, не сломаться?

— Знаете, я в молодости некоторое время занимался борьбой. У меня не хватало честолюбия сражаться за первые места, и главным было, чтобы меня самого не уложили на ковер. Я предпочитал занимать оборонительную позицию.

Так же и в жизни. У меня никогда не было желания воевать с советской властью. Я просто сопротивлялся и не давал положить себя на лопатки.

— Даже ваша фамилия звучит воинственно — Войнович!

— Дело в том, что основателя моего рода звали Воин. Он был воеводой в Сербии, а сербы — воинственный народ.

Я же миролюбивый: ни одного человека в жизни не ударил первым. Но когда меня бьют, надо защищаться.

— Всегда ли вам удавалось побеждать жизненные обстоятельства?

— Я делал много такого, сам того не желая, что надо было. Например, в детстве меня заставляли пасти телят. Я не хотел... Или в армии тоже пришлось служить...

Есть люди, которые любят подчиняться, а есть такие, которые любят командовать. А я ни того, ни другого терпеть не могу. Поэтому моя строптивость всегда носила оборонительный, ответный характер.

«ВСЕ ГОВОРЯТ, ЧТО НЕЛЬЗЯ ОСКОРБЛЯТЬ ЧУВСТВА ВЕРУЮЩИХ. НО ВЕДЬ И У НЕВЕРУЮЩИХ ЧУВСТВА ЕСТЬ»

— Вы, похоже, умеете заглядывать далеко вперед. Например, предсказали, что президентом России будет выходец из КГБ...

— Я написал, что он будет бывшим резидентом советской разведки в Германии, свободно владеющим немецким языком.

А что касается будущего — оно, во всяком случае ближайшее, мне не внушает оптимизма. Сейчас идет закручивание гаек, ужесточение контроля над СМИ и человеческим мышлением.

Усиление роли церкви вообще доходит до абсурда. Оголтелая антирелигиозная пропаганда при коммунистах вызвала обратный эффект и привела людей к церкви, а теперь атеисты должны быть преисполнены оптимизма, поскольку церковь делает все, чтобы люди из нее бежали, а те, которые колеблются, туда ни ногой.

Большевики крушили храмы и загоняли туда свиней, а сейчас такие же точно люди насаждают тупое подчинение религии, все время говорят о том, что нельзя оскорблять чувства верующих. Но ведь и у неверующих чувства есть...

Люди плохие или хорошие не потому, верующие они или нет. Все претендуют на правообладание какой-то моралью. Раньше, если человек хотел подтвердить свою честность, он бил себя в грудь: «Я же коммунист!». А теперь говорят: «Я — православный!». Это как индульгенция.

Про коммуниста я вам расскажу такую быль. В советское время один режиссер должен был получить квартиру и долго ждал очереди. Кто-то его напугал: «Если не дашь взятку, квартиру никогда не получишь».

Его свели с каким-то чиновником, они встретились в ресторане, и режиссер говорит: «Знаете, я никогда не давал взяток. Скажите откровенно — кому надо, где, сколько...». Тот ответил: «Мне. Здесь. Пять тысяч рублей».

Режиссер засомневался: «Я вам дам, а вдруг вы передумаете и квартиру мне не дадите?». Чиновник в ответ: «Ну что ты... Я же коммунист!».

— За последними событиями в Москве вы наблюдали?

— Я одобряю митинги. Считаю, что в обществе должна быть отдушина для какого-то протеста.

Нормально, когда власть и легальная оппозиция сменяют друг друга у руля. Это чередование обеспечивает стабильность в стране.

Нам говорят, что стабильность — это когда одни и те же правят. Неправильно! Такое положение вещей — залог потрясений. Стабильность же достигается только путем регулярной смены власти в результате свободных и честных выборов.

Когда лидеры не меняются, они перестают ощущать обратную связь и в результате начинают делать глупости. Вспомните советскую власть. Был период сталинизма, возможный только в условиях полного отсутствия гласности. Источником знаний для людей была советская пропаганда, и они не представляли, что существуют другие миры, формы правления, вожди. Насаждался образ врага. Не было никакой критики власти.

Но как только появляется гласность — продолжение такой политики становится невозможным. Советскую власть свели в могилу источники информации — радиостанции, самиздат, магнитофонные записи Галича, Высоцкого, Окуджавы.

Если бы она была погибче, приспосабливалась бы к новым условиям, то и просуществовала бы дольше. Но система предпочитала с этим бороться, и чем тупее воевала, тем надежнее приближала свой конец.

«БОГАТСТВО — ПРИЧИНА БЕДНОСТИ»

— Не сожалеете о том, что возвратились в 1990 году в Россию из эмиграции?

— Я сторонник демократии западного типа и вернулся, преисполненным надежд. На Западе люди живут материально лучше: там улицы чище, там не писают в подъездах, там браки крепче. Я надеялся, что наша страна пойдет в эту сторону. Она шла какое-то время, но...

Нас развращает нефть. Я даже написал статью «Богатство — причина бедности».

— Вы сейчас занимаетесь сатирой?

— Чем строже режим, тем больше поводов для сатиры. Что-то пишу, но пока об этом рано говорить... Что касается цензуры, то ее не то чтобы совсем нет, но в литературе практически нет. Можно писать все, что хочешь.

Литература в закрытом обществе, каким был СССР, играла заметную роль. И спрос на нее был больше. Настоящий писатель чувствует, что люди хотят его услышать, и это вдохновляет.

А сейчас писатель похож на артиста, который вышел на сцену, а зал полупустой. Кто-то смотрит на него, а кто-то дремлет, кроссворды решает, и артист в такой обстановке не может талантливо играть.

Так же и литература. Все писатели предыдущих поколений мечтали о свободе, а когда она настала, оказалось, что во многих авторах нет никакой нужды.

— Владимир Николаевич, одну из премий вам вручал президент Российской Федерации Владимир Путин. Вы общались тет-а-тет?

— Нет. И желания не возникло. Если бы я мог рассчитывать, что он меня выслушает, причем внимательно... Но я сомневаюсь, что это возможно.

Владимир Владимирович, наверное, думает, что лучше меня знает, как управлять государством. Я-то никогда бы не взялся за это дело, но у меня есть представление о том, каким государство должно быть. И оно может быть более правильным, чем у президента.

Не зря говорят, что власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно. Человек теряет ориентировку.

Путину иногда надо бы слушать тех, кто со стороны что-то советует. Но проблема в том, что, когда некий индивидуум обладает такой властью, вокруг него скапливается большое количество подхалимов, которые говорят только то, что лидер хочет слышать. Сначала он, может, даже понимает, что надо к их словам критически относиться, но постепенно это чувство притупляется и вся лесть принимается за чистую монету.

Когда Гарри Трумэна избрали президентом Америки, ближайший друг ему сказал: «Гарри, ты теперь стал президентом, и тебе сейчас со всех сторон начнут говорить, что ты такой великий, такой умный, что лучше всех все знаешь. Но помни, что это не так»...

«КАГЭБИСТЫ МНЕ НАМЕКНУЛИ, ЧТО СПАСТИСЬ МОЖНО, ЕСЛИ ТОЛЬКО ВЕСТИ СЕБЯ ХОРОШО, А Я ОТВЕТИЛ, ЧТО ВЕЛ СЕБЯ ПЛОХО, А БУДУ ЕЩЕ ХУЖЕ»

— Есть в жизни что-то, чего вы боитесь?

— Я пауков боюсь. Тут вот дельфин очень близко ко мне подплыл, и мне как-то не по себе было. Я же живой человек. Пока жив — чего-то боюсь.

— Вы когда-то говорили, что на каком-то этапе страх может пройти и человек скажет: «Плевать! Хоть сажайте меня, хоть убивайте...».

— И такое случается. Мне сначала было страшно, а потом...

Так бывает с людьми на войне. Сначала пугают свист пуль, разрывы бомб — хочется залезть в щель и спрятаться. А потом ты осваиваешься и понимаешь, что надо как-то жить, отпор давать.

А иногда что-нибудь вызывает такой гнев, что ты готов идти на большой риск. Когда кагэбисты меня отравили в 1975 году и пообещали убить, я так разозлился! «Давайте, убивайте!» — сказал. Мне намекнули, что спастись можно, только если вести себя хорошо, а я ответил, что вел себя плохо, а буду еще хуже...

— Можно теперь о любви? Когда-то вы говорили, что ради любви мужчина может пойти на очень многое...

— Ну да. Вот Андрий из «Тараса Бульбы» пошел на предательство и продал Родину ради любви... У меня есть одна героиня в пьесе, которая говорит: «Смотря у кого какие обстоятельства».

— Вы влюблялись с первого взгляда?

— Нет. Мне нужно пообщаться, чтобы понять, есть ли между мной и женщиной что-то общее. Я никогда не влюблялся на улице, чтобы вот так — увидеть девушку и побежать за ней. Женщина меня привлекает своим видом, голосом, словами, тембром, умом, — всем вместе.

В отношении к женщинам я редкий для русских реалий сторонник равенства и не считаю, что муж обязательно должен быть кормильцем, а жена сидеть дома. Бывает, женщина зарабатывает больше, и в этом ничего плохого нет. Вот у бывшего московского мэра Лужкова супруга — даже он не мог с ней соревноваться.

Я за равенство, но разумное. Когда-то я был путейцем — это очень тяжелая работа, которую делали женщины. Я против такого равноправия. Каждый должен браться за то, что ему под силу. Хотя сейчас женщины на помосте и 200 кг поднимают! Если бы я на такой женился, уступил бы ей первенство... (Смеется).