«У Лукашенко есть слабое место»

Разговор с Владимиром Нистюком дал мне несколько вариантов ярких и соблазнительных заголовков — «Бывший оппозиционер», «Прощеный оппозиционер» или, наоборот, «Непрощеный оппозиционер».

Однако при всей своей привлекательности они будут слишком схематичными. А фигура Владимира Нистюка как раз достаточно нетрадиционна для наших политических реалий и далекая от схематичности.

«Я не бросался на площади грызть уши милиционерам»

-- Надеюсь, что мой первый вопрос не прозвучит невежливо. Почему вас не видно последние годы в политической жизни? Это ваше осознанное решение — уйти из политики, или так получилось, так сложились обстоятельства, которые часто оказываются выше человеческих намерений?

-- Нельзя сказать, что я ушел из общественно-политической жизни. Правильней будет сказать, что я ушел из активной политической и партийной работы. Три года назад, еще будучи заместителем председателя Белорусской социал-демократической партии (Грамада), я создал благотворительный Фонд выпускников суворовских и нахимовских училищ «Спасенное поколение», в котором работал директором, а теперь остаюсь председателем попечительского совета.

Второе. На сегодня я являюсь исполнительным директором ассоциации «Возобновляемая энергетика». Туда входят 15 юридических лиц, есть государственные и негосударственные предприятия. Мы сегодня пытаемся стать образцом того, как можно государственным органам и частному бизнесу и гражданскому обществу вместе решать ключевые задачи, от которых зависит судьба страны.

-- Но для всей этой деятельности нужно как минимум содействие и сотрудничество с государственными организациями. Клеймо «оппозиционера» с вас уже снято?

-- Уважаемый Станислав Станиславович Шушкевич называл меня агентом влияния Лукашенко. Я не бросался на площади грызть уши милиционерам и рвать тельняшки. Я занимался делом, которое считал важным и нужным, но никогда не пытался превратить это в политический бизнес. И никогда не стремился выходить на первые роли. Когда в партии предали Козулина, я просто посчитал, что находиться в этой партии мне дальше невозможно.

Поэтому таким людям, как я, видимо, было проще получить определенную меру доверия от власти. К тому же, все-таки о моих способностях и возможностях хорошо знают в команде президента. И когда там увидели, что Нистюк «взялся за ум» и начал заниматься каким-то конкретным делом — думается, это тоже сыграло свою роль.

-- Можно ли сейчас вас называть «бывшим оппозиционером»?

-- Я бы расширил понятие оппозиции. Это не только активисты политических партий, это гораздо большее количество людей. Есть вещи, по которым я не могу назвать себя бывшим оппозиционером, потому что по ряду вопросов я принципиально продолжаю оставаться оппозиционным существующему курсу.

«Не стоит ждать, что власть мне простит то, чем я занимался десяток лет в оппозиции»

-- Вы говорите, что взгляды у вас остались те же. Означает ли это, что вы, например, встречаясь с чиновниками, начинаете свои взгляды высказывать? Может, приходится иногда промолчать «для пользы дела»?

-- Как раз нет. Власть — это не только несколько десятков человек в доме на Карла Маркса, 38, это многослойная система от самого верха до председателя сельсовета. Мне удалось добиться того, что 6 мая в первом чтении принят закон «О возобновляемых источниках энергии». И я выступал в Министерстве экономики с не самыми приятными для власти оценками и предложениями.

Я, оставаясь тем, кем я есть, просто изменил стиль своей работы. Можно просто взяться за какое-то дело, которое можно «пощупать», и до конца его довести. За последние 10 лет в политике я ни одного реального результата в политической деятельности «не пощупал», как и многие коллеги-оппозиционеры.

-- Слова правильные, но дело в том, что вам «разрешили» нормально работать. Думаете, даже если бы все оппозиционеры захотели заняться «конкретным делом», как вы говорите, им бы дали такую возможность? Кого-то посадили бы, кого-то не зарегистрировали бы...

-- У кого какой политический багаж. Я никогда огулом, до зубовного скрежета не боролся с властью. Я всегда старался искать и предлагать конструктивное решение, находил плюсы и минусы и во власти, и в оппозиции.

Мне уже исполнилось 60, и я хочу, чтобы у меня были какие-то достижения. Я не тот человек, которому важен «процесс», мне нужен еще и результат.

Власть — это адская работа. Сегодня я окунулся в эту бюрократическую машину, понял, как трудно ее изнутри проворачивать.

У многих оппозиционеров такой подход — есть мое мнение и неправильное. Нельзя так, надо поступательно, спокойно, идя на компромиссы с властью, пробовать что-то реализовать.

-- Можно ли сказать, что власть вас простила?

-- Такая звучная фраза не совсем подходит. На этот счет я провел несколько тестов. На всех последних выборах (в горсовет, в Палату представителей) я проводил очень кропотливую кампанию, и конкуренты у меня были не самые сильные, но я получал минимальные проценты.

Так что я убедился: не стоит ждать, что власть мне простит то, чем я занимался десяток лет в оппозиции. А во-вторых, сегодня наступает время, когда не столько мы нуждаемся в «прощении» власти, а уже и сама власть в определенной мере начинает быть заинтересованной в диалоге и в партнерстве с теми людьми, которые способны для страны что-то сделать.

Так что можно любить, а можно терпеть. Я так думаю, что меня больше терпят.

Претендовать на то, чтобы меня прощали, я не хочу — не люблю унижаться. Давным-давно можно было вымолить прощение у Александра Григорьевича, занять какое-то достойное место и ходить в костюме за тысячу долларов.

«Я имел неосторожность сказать, что управлять страной должны профессионалы»

-- Давайте поговорим про 1994 год, вокруг которого цветет своя мифология. Какие функции выполняли вы в компании кандидата в президенты?

-- Когда 3 марта 1994 года в кабинете Александра Федуты меня познакомили с Лукашенко (тогда и формировалась команда по Гродненской области), то я вместе с Сергеем Посоховым получил предложение организовать такой штаб. Я имел большой опыт избирательных кампаний в Гродно, дважды баллотировался, выиграл эти выборы с серьезным отрывом, но депутатом не стал из-за недостаточной явки избирателей.

Потом я стал руководителем пресс-центра кандидата в президенты Лукашенко. У меня был отдельный кабинет, где я и жил до окончания кампании. Лукашенко мне сказал открытым текстом — ты человек военный, только ты и сможешь организовать эту работу.

-- Выборы закончились, победитель сказал: а теперь просите, кто что хочет. Но вам досталась не слишком большая должность. Почему?

-- За неделю до второго тура выборов состоялось совещание, где я выступил с предложениями, не входящими в общий контекст. Я заявил, что нужно решать вопрос о создании будущего правительства. Из 12 сидящих за столом 8 человек были в погонах — Малумов, Карпиевич, Кучинский, Посохов, Сазонов, я… И я имел неосторожность сказать, что, может быть, мы сильные организаторы и дисциплинированные люди, но управлять страной должны профессионалы.

-- Да, страшная крамола...

-- Крамола, потому что каждый из сидящих там видел себя на первых ролях. И, может, хорошо, что Лукашенко прислушался к моему тезису, и, например, Кучинский не стал министром обороны. Но я приобрел море врагов в команде.

После победы на выборах, когда мы ее очень хорошо отпраздновали, я уехал в Гродно. И когда Лукашенко со всей командой приехал в Минск, был задан вопрос: а где Петрович? И кто-то запустил версию: а может, он запил на радостях? И меня потихоньку, очень разумно оттеснили в сторону, произошла нормальная аппаратная интрига.

«Покаяния никакого у меня нет»

-- И какую в результате вы получили должность?

-- Начальник Управления контроля органов исполнительной власти службы контроля Администрации президента. В команде началась внутренняя борьба, самоедство.

-- У людей из первой команды первого президента я люблю спрашивать — когда произошел определенный поворот Лукашенко от человека, готового выслушивать всех, до человека, для которого осталось только два мнения — его и неправильное?

-- Я думаю, это конец 1994 года. Дело в том, что старая гвардия очень быстро сумела приспособиться, прильститься к Лукашенко. И это помогло им занять места во власти вместо нас.

У Лукашенко есть это слабое место — склонность к восприятию лести, и на этом научились играть. Когда все стали говорить: только вы можете все решить, только вы способны что-то изменить, то очень быстро Александр Григорьевич стал избавляться от людей, которые имели свое мнение.

-- Как произошел ваш переход от члена команды Лукашенко к оппозиционеру, депутату, который во время кризиса 1996 года подписал заявление об импичменте, да и потом долгие годы оставался принципиальным противником власти?

-- Конечно, мне было трудно, так как я отдал большую часть своей энергии, чтобы помочь этому человеку, и ничуть об этом не жалею…

-- То есть покаяния за 1994 год я от вас не дождусь?

-- Покаяния никакого у меня нет, потому что все нужно воспринимать в развитии. Я один из тех, кто не покается никогда, потому что другого кандидата тогда не было. Все претенденты были серьезные люди, но ни одного нельзя было увидеть президентом, способным что-то решить и перелопатить.

Я ушел из команды уже в феврале 1995 года.

«Кризис поможет Лукашенко выиграть выборы»

-- Будете ли вы участвовать в этих президентских выборах? Может, несмотря на то, что вы отошли от политики, появится такой человек, которому вам захочется помочь?

-- Сегодня объективные условия в стране такие, что невозможна победа иного человека, кроме Лукашенко. Значительная часть людей, которых мы называем болотом, будет голосовать за него. Потому что сегодня проблема — сохранить страну, не дать ей рухнуть. И если раньше думали умом, сердцем, то сегодня приоритеты вырабатываются животом.

-- То есть вы считаете, что надежды оппозиции на кризис безосновательны, что кризис играет на руку Лукашенко?

-- Да, очень много людей, которые многого не принимают в действиях сегодняшней власти, будут голосовать за Лукашенко. Потому что сегодня ни один из кандидатов не может гарантировать, что он может эффективно сберечь то, что есть, не говоря уже о создании нового.

Эволюционный путь сегодня настолько сложный, что очень трудно безболезненно что-то изменить в экономике и финансах. И в то же время оппозиция ничего нового, ничего нестандартного пока не предлагает. А я всегда говорил, что нужно исходить из сценария, а не от личности.

И мне больше не хотелось бы участвовать в выборах, где главное — одиночка, а не команда. Как в примере с Александром Козулиным.

Мы всей партией разрабатывали коллегиальную концепцию, работали на его выдвижение, продвижение, а он оказался одиночкой и вдруг вспомнил, что был морпехом. И вся коллегиальная работа, которая строилась месяцами, ляснулась после его телевыступления. Я был заместителем руководителя штаба, но не знал, кто и как записывает его выступление.

Это очень сложно — найти человека, который должен быть одновременно и лидером, и командным игроком.