Война

Яна Соколова

Станислав Соловей: «Не думаю, что ситуация в Херсоне во время оккупации отличалась от той, что в условном Гродно»

История врача, уехавшего в связи с политическим преследованием из Беларуси в Украину.

Станислав Соловей, фото из личного архива

— Триггером для отъезда, по сути, стало прямое обещание посадить меня в тюрьму в ближайшее время, — рассказывает «Салiдарнасцi» Станислав Соловей.

В 2020-м врач участвовал в создании независимого профсоюза медиков, возглавил первичную организацию в клинике, где на тот момент работал.

— Главврач говорил: мне не нужны ваши независимые профсоюзы, у меня есть нормальные зависимые. Я судился с клиникой за ковидные надбавки, отказывался действовать в нарушение Трудового кодекса, потому что 32 часа подряд работать я не имею права. Но в Беларуси в больницах почти все так работают.

Станислав с коллегами собирал подписи в поддержку врача Артема Сорокина после его задержания по делу «ноль промилле».

— За один день мы собрали 450 подписей — полуподпольно. Электронных больше тысячи получилось. Решили в первый день отправить, потому что боялись, что арестуют по дороге на почту.

Обращение было адресовано председателю провластного профсоюза медиков, чтобы он хоть что-то сделал. Ведь врача обвинили в служебном преступлении, хотя он действовал с согласия родственников. Это возмутило многих коллег.

Осенью 2020-го Станислава дважды задерживали. Первый раз за участие в воскресном марше после суток в Жодино оштрафовали. Во второй — за акцию солидарности с отчисленными по политическим мотивам студентами-медиками — получил 15 суток, а впоследствии потерял работу.

— Потом меня пригласили в платную клинику, где собственником является государство. На собеседовании мне говорили: «Мы в вас заинтересованы, но крайне не заинтересованы, чтобы вас задерживали на акциях».

Когда я задал вопрос, не смущает ли их то, что состою в независимом профсоюзе, у меня спросили, законная ли это организация. Получив утвердительный ответ, мне сказали: это ваше личное дело, для членов госпрофсоюза у нас получше соцпакет, но в целом это ваше право, ничего против не имеем.

Ближе к дате приема на работу, в августе прошлого года, вопрос стал ребром: или вы выходите из профсоюза, или мы с вами не сотрудничаем. Зам по безопасности заявил, что в ближайшие дни профсоюз признают экстремистским, мы не хотим, чтобы вас посадили как нашего сотрудника. Мне дали понять, что я быстро окажусь в тюрьме.

Станислав решил, что за рубежом от него будет больше пользы, и улетел в Киев.

— Я понял, что на родине заработал не только «волчий билет», но и оформил путевку на Володарского.

Сейчас врач живет и работает в Одессе. После начала войны ему, как и другим гражданам Беларуси, заблокировали банковские карточки.

— Мой работодатель очень быстро отреагировал. Я не единственный белорус, который работает в клинике. Нам авансом выдали часть зарплаты наличными, и в дальнейшем этот вопрос решился и зарплату платят наличными.

Война в Украине для меня продолжение того, что началось в Беларуси. У нас общий враг. Когда началась война, я решил, что я оперирующий врач, хоть и не общий хирург, но проводить операции могу, поэтому лишними мои руки тут не будут в случае массового поступления раненых. Пока здесь Украина, мы решили, что остаемся здесь.

Аварийный чемоданчик у всех, наверное, собран, на случай, если начнется бомбежка, чтобы можно было взять чемодан, собаку и выйти на улицу.

По словам Станислава, несмотря на принятое решение остаться в Одессе, ему приходилось продумывать планы, что делать, если не получит разрешение на работу.

— Мне пришлось ждать несколько месяцев, и у меня уже подходило время подачи на продление вида на жительство. А здесь такая ситуация: если он у тебя закончился, и ты не подал на новый ВНЖ, то обязан выехать из страны и въехать. Формально это не тяжело, но реально на границе Украины белорусы проходят все круги ада, независимо от того, есть у тебя документы или нет.

Знаю истории, когда при наличии ПМЖ с детьми и мужем-украинцем сутки стояли. Были мысли, что могут просто вынудить уехать, а потом не пустят в страну. Думали, как с вещами тогда быть, с собакой.

Сейчас приняли закон, что ВНЖ автоматически продлеваются у тех, кто получил его после начала войны.

— Как изменилась ваша жизнь во время войны?

— Периодически что-то бомбят. Когда «шахеды» (дроны, — Прим.) только появились, настроение подпортили. Как-то была атака с утра пораньше недалеко от нашего дома были прилеты.

Наверное, уже привыкли, если можно, конечно, привыкнуть к войне. Да, ПВО, тревога, что-то грохнуло — ну и ладно. Люди, живущие в Харькове и Николаеве, которые не выезжали и всю войну жили там, наверное, тоже привыкли и не удивляются. Надо в подвал — спускаемся туда. Прилетят ракеты — бывает. Отношение как к непогоде, урагану, шторму, смерчу. Что-то такое, на что ты сам повлиять напрямую не можешь.

Когда бомбардировщик упал на жилой дом в Ейске, поймал себя на мысли: не то, что не испытываю сочувствия, а есть даже небольшое внутреннее удовлетворение на грани радости, не с позиции «ура, россияне погибли, так им и надо», а с позиции, что на них упало то, что должно было нести смерть в Украину. На этом самолете могла быть ракета, которая могла прилететь в дом, где живу я, мои близкие, и убить здесь людей.

Война меняет людей. Даже если ты относишься к ней опосредованно.

Одесса осталась тыловым городом. Отдельные прилеты бывают, но это несравнимо с тем, что пережили Николаев, Краматорск и Харьков. Тем более, если говорить о Буче, Ирпене или Херсоне.

В то же время у многих жителей Одессы на войне погибли родственники или их близкие живут под оккупацией, или вынуждены были бежать.

Что касается повседневной жизни, то для меня уже само собой разумеющееся стало то, что в 11 вечера нужно быть дома, в 10 выгул собаки. В городе стало чуть меньше подсветки, на этом экономят. Были небольшие отключения электричества.

…Когда взорвали Крымский мост и последовала массовая ракетная атака по Украине, кто-то сказал, что в принципе то же самое, что 24 февраля, только совсем уже не страшно. Все понимают, что война, что они бомбят школы, больницы, торговые центры, вокзалы. Никакого сострадания с той стороны нет, спокойно и методично убивают людей.

Террор, бомбежки инфраструктуры, больниц — никого это сильно не удивляет. Злость есть, ненависть. Очень много историй, когда прекратили общаться с родственниками или с друзьями, коллегами, кто остался в России.

Строится стена, которая очень долго будет существовать. Все понимают, что тяжело, долго, но в победе особо не сомневаются.

— Были моменты, когда вы испытывали страх?

— В одной из песен группы «Гражданская оборона» есть строки «Светило солнышко и ночью, и днем, не бывает атеистов в окопах под огнем». Когда слышишь приближающийся звук от работы ПВО, взрыв и окна у тебя трясутся, конечно, присутствует небольшой страх. К нему относишься философски, шансы, что именно на тебя упадет, минимальны.

Чаще всего их перехватывают. На эти звуки уже не так реагируешь. Я шутил: если ночью взрывы, меня не будите, потому что, если нас не разнесет в клочья, все равно утром вставать и идти на работу.

С «мопедами» (дроны, — Прим.) так не работает. То, что описывали в мемуарах о Второй мировой войне: бомбардировщики при пикировании издавали очень резкий пронзительный звук, сейчас его используют в кинохрониках. Так и сейчас — ты слышишь, как приближается все ближе и ближе то, что может принести тебе смерть. И это, конечно, давит на психику.

— Как к вам относятся, когда узнают, что вы белорус?

— Одесса — мультикультурный город. Русская речь как звучала, так и звучит. Это не сильно тебя выделяет из толпы.

Мой круг общения — коллеги и те, кого знал еще до войны. Они знают нашу историю, реалии, знают, почему я оказался здесь. И видят, что мы не уехали после начала войны — в этом есть своя логика, что на врага мы не тянем.

Возникают проблемы, связанные с автомобилем. Спускали колеса, на дороге специально царапали.

Дважды пересекался во время войны с полицией. Один раз было небольшое административное нарушение. Когда в очередной раз спустили колеса, я повесил номера без знаков, чтобы не провоцировать.

Полицейские спросили, знаю ли я, что нарушаю, ответил: да, но мне дешевле заплатить штраф за номера, чем в очередной раз ехать на шиномонтаж латать колеса. Спросили, как давно живу в Украине и, если не секрет, почему переехал. Объяснил, что по политике. Пожелали всего хорошего — ни протокола, ни штрафа.

…У меня ситуация примерно та же, что у многих украинцев, вынужденных уехать с оккупированной территории. Единственное, что мой дом не разбомбили ракетами и моих друзей массово не убивали. Не думаю, что сейчас ситуация в Херсоне во время оккупации отличалась от ситуации в условном Гродно. То же самое.

Что, родственников не похищают? Похищают. За инакомыслие сажают? Да. Пропадают, пытают. То же самое, только тут это делают иностранцы, а у нас это делают вроде как граждане той же страны, свои, соотечественники.

Оцените статью

1 2 3 4 5

Средний балл 4.9(35)

Читайте еще

Война, 28 марта. В районе Севастополя сбили российский истребитель Су-35. Центр противодействия дезинформации: у России нет ресурсов для наступления на Харьков

Война, 27 марта. В Харькове ударами авиабомб повреждены 14 многоэтажек, есть жертвы. В Белгороде в административное здание врезался беспилотник. ООН подтвердила семь случаев казней украинских военнопленных

Война, 26 марта. Что известно о новом секретаре СНБО Украины. Источники: в Кремле решили использовать теракт, чтобы сплотить россиян вокруг войны против Украины

Война, 25 марта. Ракетные удары по Киеву и Одессе. Reuters: семь российских НПЗ остановили мощности по переработке нефти из-за атак украинских дронов. Аналитик BILD: российские войска взяли два села к западу от Авдеевки

Война, 24 марта. Белгород снова обстреляли. Зеленский: «Это ничтожество Путин сутки молчал — думал, как это притянуть к Украине»

Война, 23 марта. Россияне 14 раз атаковали Днепропетровщину. РФ не сможет защитить все НПЗ от атак – британская разведка