Но говорить о том, что ушли самые лучшие, не справедливо. Там остались прекрасные люди с точки зрения их компетенции. Но вот с моральной стороны есть вопросики. Некоторые говорят, что украинцы сами виноваты в том, что их убивают. И то, как с этим жить, — это их выбор.
Слюнькин: «Когда уходил из МИД, у меня зарплата не дотягивала даже до 500 долларов»
Экс-дипломат — о работе в МИД, бонусах чиновников, компроматах и настроениях.
— В МИД от 40 до 60% сотрудников, которые в целом неплохо разбираются в своей теме, — отметил Павел Слюнькин в интервью Николаю Халезину. — Когда я пришел в МИД, думал, что один с такой мотивацией иду на дипломатическую работу — делать что-то лучшее для своей страны.
Но лето 2020 года показало, что в МИД огромное количество людей, которые уволились, либо сами публично, громко, либо делали что-то, что в итоге привело к их увольнению.
Меня это удивило, я не ожидал такого, думал, что из уволившихся буду один, возможно, еще пару человек.
«Существует мнение, что чиновники за свою лояльность получают большие бонусы»
Принцип работы дипломатов, по словам Слюнькина, мало отличается от всего чиновничьего аппарата в Беларуси. Он заключается в том, что от человека требуется только исполнительность и выполнение задач. При этом никаких особых бонусов большинство чиновников не имеют.
— Думать не нужно — нужно выполнить, и если ты выполнишь плохо или кому-то наверху не понравится то, что ты сделал, то ты будешь козлом отпущения.
Но в разных ведомствах по-разному. Условный минсельхозпрод или минпром — это узкая сфера. Чиновники, работающие там, зачастую не видят для себя другого применения. Им сложно, потому что, когда ты становишься частью этой системы, она тебя поглощает, и тебе действительно кажется, что ты себя больше нигде не применишь.
В МИД проще. У тебя есть хорошее образование, ты владеешь иностранными языками и знаешь, как живут люди за границей.
Существует мнение, что чиновники за свою лояльность получают большие бонусы. Ничего подобного, они зарабатывают довольно маленькие деньги.
Льготы, которые им когда-то предоставляли, отняли. Самая забавная из тех, которые остались, это когда у тебя в сентябре в расчетном листке появляется премия «на овощи».
Но бесплатных квартир или еще чего-то особого не выдают.
Допустим, работая в посольстве РБ в Литве (пресс-секретарем — С.), я получал 2200 евро, позже зарплату повысили до 2400 евро.
При этом тебе не нужно снимать жилье, ты оплачиваешь только коммуналку, и тебе предоставляется автомобиль.
Дипломаты так и живут, они откладывают деньги в командировке, чтобы по возвращении протянуть следующую каденцию в Минске. По крайней мере у меня, когда я уходил из МИД, зарплата не дотягивала даже до 500 долларов, была где-то 480 долларов.
При этом никакого завидного соцпакета чиновники обычного ранга не имеют. Социальные блага получают примерно от уровня заместителей министров, министров и выше, или заместителей директоров предприятий и директоров.
Думаю, им, возможно, бесплатно выделяют земельные участки в хороших районах, где они строят себе дома.
А чиновников рангом ниже слишком много, чтобы раздавать им какие-то бонусы. Но они понимают, что если дорастут до определенного ранга, то получат все то же, что и их начальство, — рассказал экс-дипломат.
«Были чиновники, которые могли сказать Лукашенко правду»
Он отметил, что беларусская вертикаль власти построена на принципах страха и запугивания. При этом ей не чужды проявления доносительства, патриархата и сексизма.
— Например, мою коллегу назначили на должность в одно посольство и при назначении комиссия использовала такие шуточки, что коллега расстроилась и даже плакала. Это просто выходило за рамки нормального, так быть не должно.
В принципе Советский союз воспитывал эту патриархальность, а у нас в 1994 году к власти пришел человек, который это все культивировал. А за ним — все.
Моя супруга — тоже бывший дипломат. Она ушла, потому что вышла за меня замуж. Потому что в МИД из-за этой патриархальной темы муж и жена не могут вместе работать.
Система власти в Беларуси выстроена для того, чтобы создавать максимальный комфорт одному единственному человеку, пренебрегая интересами всех остальных, и максимальный дискомфорт для всех остальных, чтобы ты понимал свое место. Это правда.
На верхнем уровне страха больше. По моим наблюдениям, Александр Лукашенко — очень жесткий человек, он кричит на подчиненных, требует очень многого.
Когда он злится, его подчиненные начинают выполнять любую его прихоть. Они знают, если чего-то не выполнят, их уволят, будут последствия. И этот принцип работает по цепочке сверху вниз.
Непосредственно у меня по должности прямых контактов с Лукашенко не было. Но однажды я был свидетелем, как он с большой степенью пренебрежения, максимально грубо и жестко ответил моему начальнику на обычное действие по протоколу. Не знаю, может не в настроении был.
Конечно, я видел и другой стиль общения, люди по-разному себя ведут.
Были чиновники, которые могли сказать Лукашенко правду. Особенно я наблюдал таких в правительстве Кобякова и потом Румаса. Например, в экономическом блоке — Каллаур.
Он пришел с конкретной задачей, чтобы не повторился 2011 год. Он предложил провести жесткую монетарную политику, убедил в этом Лукашенко, тот сказал ему что-то вроде «под твою ответственность». В итоге, с того момента у нас больше не было такой ситуации.
При этом Павел Каллаур — не какой-то суперсмелый человек. Он просто технократ, который пришел, убедил, взял на себя ответственность.
Еще был такой Василий Матюшевский, вице-премьер в правительстве реформаторов, так его называли. Он, единственный, кто за всю историю моих наблюдений приходил к Лукашенко на совещания не с ручкой и блокнотом, а доставал свой планшет и помечал что-то в нем.
Это, как мне кажется, была его демонстрация современности, своей автономности определенной, — полагает аналитик.
«Не знаю, может, кто-то на меня после и «настучал»
Он говорит, что мидовские чиновники в разные времена вели себя по-разному, в том числе и с теми, кто сегодня режимом назван врагами:
— Вот вы бы какого учителя хотели, который, получив приказ посадить детей перед телевизором смотреть ВНС, выполнил его, или того, который включил бы беззвучно, а сам играл с детьми в какую-то игру или только создал видимость и выключил через 10 минут?
В условиях, когда нет выбора, я бы предпочел второго. То же самое и с чиновниками. Допустим, во время празднования столетия БНР, события, которому официальные власти Беларуси не сильно симпатизировали, я официально как чиновник приходил на мероприятия в Литве и спокойно общался с представителями разных политических партий, такими как, например, Анатолий Лебедько. Это же было хорошо.
Экс-дипломат отмечает, что одним из элементов запугивания чиновников являются компроматы, которые режим добывает разными способами.
— Какой компромат может быть на чиновника? Любовница, взятка, какое-то нелояльное высказывание за пьянкой с другом. Потом тебе говорят: «О, парень, так ты себе наговорил на полтора года, но мы верим в тебя».
До 2020 года я мог обсуждать с людьми, которым доверяю, любые темы прямо в кабинете. Некоторые говорили в курилке, но я не курил, поэтому там не был.
Встречал разную реакцию людей. Например, я не скрывал своих мыслей по поводу того, как фабриковали «дело Бабарико». Меня это возмущало, я откровенно делился об этом с коллегами. Или по коронавирусу я говорил, что то, как мы работаем с этой проблемой, полная лажа.
Некоторые со мной это активно обсуждали, кто-то делал вид, что не слышит меня, и боялся, что я его подставлю своими разговорами. Но были и те, кто поддерживал, кто-то шепотом, кто-то громче.
Когда вышел декрет о тунеядцах, я обсуждал это с коллегой на повышенных тонах, и рядом были и все слышали человек десять.
Не знаю, может, кто-то на меня после и «настучал», но последствий для меня никаких не было. В итоге меня повысили.
Я не боялся, потому что считал, что имею право высказывать свою точку зрения и не соглашаться.
Хотя всем известно, что в посольствах есть официально аккредитованные сотрудники спецслужб, и иностранные государства знают, что они отвечают за безопасность.
А есть специальные люди, которые работают неофициально под видом дипломатов. Только они раньше не работали на дипломатической работе, а пришли из миноблисполкома или были, там, помощниками депутата. Думаю, в компании с такими коллегами никто откровениями делиться не будет.
Что касается еще одного компромата — коррупции, она есть и проявляется в разных формах. В МИД, возможно, могут дать взятку, чтобы решить какие-то кадровые вопросы, допустим, устроить на дипслужбу сына или дочку.
Или кто-то хочет помочь какому-нибудь бизнесмену получить визу в иностранном посольстве без очереди. Такие мелкие вопросы. Не исключено, что на топ-уровне решают и более крупные, но в принципе МИД ничего не создает, не производит.
А вот, например, в минпроме или минсельхозпроде есть тендеры, региональные власти, инвесторы, — замечает Слюнькин.
«Весной 2020 года у Макея было в два или три раза больше контактов с дипломатами из Западных стран, нежели из СНГ или России»
Бывший дипломат рассуждает и о том, как формируется мотивация разных чиновников, в частности, почему сотрудники МИД не поддерживают восточный вектор, в отличие от чиновников из других ведомств.
— Сейчас, наверное, в МИД с европейскими странами нечем заниматься. А с 2014 до 2020 года деятельность была довольно активной и интересной, было много визитов, встреч, переговоров на уровне министров иностранных дел.
Я подсчитал, что весной 2020 года у Макея было в два или три раза больше контактов с дипломатами из Западных стран, нежели из СНГ или России.
Это говорит о том, в какую сторону смотрела беларусская дипломатия, куда она вела эту страну.
Я почти не встречал коллег в МИД, которые были бы русскомирскими, таких, кто кричал бы «давай в Россию». Был один молодой выпускник МГИМО, он пришел с этим всем: «Крым — российский, там все прекрасно». Не я один с ним спорил, но и другие коллеги. Однако за эти дискуссии нас не репрессировали.
Но большинство дипломатов все-таки разделяли идею условной беларусской Швейцарии, которая, просто исходя из своего положения, вынуждена, балансируя, играть на противоречиях и с теми, и с теми. Это, кстати, делал и Лукашенко с 2014 года в таких определенных формах. Кто-то откровенно хотел видеть Беларусь европейской.
Кстати, во время моей работы в МИД, основная задача как раз и была разморозка отношений с ЕС. Мы обсуждали то, что Украина, Молдова, Грузия — на треке интеграции с Европой, а мы нет.
И не однажды европейские чиновники говорили о том, что комфортнее всего работать именно с беларусскими дипломатами, потому что они очень исполнительные.
Что касается вектора, то в других министерствах все иначе. В тех же минсельхозпроде или минпроме практически вся продукция идет в Россию. Это их деньги. Какая Европа — там нужен иностранный язык, они давят евростандартами.
А в России есть «васильич» — всегда договоримся. Культура решения вопросов похожая, язык — общий, рынки налажены. Поэтому и взгляды на РФ разные в разных ведомствах.
Думаю, что и сегодня процентов 30-40 чиновников в МИД все понимают и имеют национальную ориентацию. Однако самое главное — не сколько таких, а сколько тех, кто готов хоть что-то делать ради этого. И вот здесь процент падает до минимума.
Сколько из них при смене политической обстановки будут готовы адаптироваться к проевропейскому вектору? Тут цифра вырастет абсолютно.
Оцените статью
1 2 3 4 5Читайте еще
Избранное