Шрайбман: «Зависимость и нужда в лояльном Путине для Лукашенко сегодня максимальна»

Почему война в Украине, бесцельность и бесперспективность которой в один голос подчеркивали политологи и аналитики, все-таки началась?

— Я думаю, что мы уже имеем дело с чем-то мессианским, оторванным от конкретного момента и, скорее, связанным с верой в свою историческую миссию, — говорит аналитик на канале И Грянул Грэм.

— Не важно, какой ценой будут достигнуты результаты сейчас, важно, как это будет записано в учебниках истории XXII-XXIII веков. А раз так, то думаю, что перед Путиным стоят цели глобальные, космические, связанные не с конкретными городами на Донбассе, а с переустройством если не мира, то Европы.

По оценкам Шрайбмана, во всех военных конфликтах последнего времени, от Чечни до Сирии, а теперь и Украины, Россия избирала примерно похожую тактику: не слишком жалеть население другой страны, решая те или иные военные задачи.

— Если город нужно захватить, а обойти его стороной, как Чернигов, не получается, и других путей нет — значит, его будут ровнять с землей, — говорит аналитик. — Человеческие жизни даже со своей стороны для российских военачальников значат немного, а с другой стороны — тем более.

Можно долго копаться в том, откуда взялась такая дегуманизация людей, какие общекультурные установки доминируют в этой когорте российских руководителей, вышедших из Советского Союза — но в итоге наблюдаем такую форму жестокости.

Есть и другая — то, что мир увидел в Буче, в Бородянке, в других городах, где есть признаки иных военных преступлений, целенаправленных, имеющих признаки спланированной, скоординированной с самого верха кампании.

И здесь должны включаться социальные психологи, исследующие военные преступления — наверное, здесь что-то, связанное с отбором людей, психологическим состоянием тех, кто попадает на фронт, их страхом, местью и отчаянием. К сожалению, это не что-то уникальное, тем более не уникальное для российской армии, и, думаю, мы увидим еще много гнетущих свидетельств подобных зверств…

Роль Лукашенко в войне, считает политолог, была «довольно прозрачной» с самого начала:

— Это роль послушного плацдарма. Лукашенко ни словом, ни действием не мешал российским войскам использовать его территорию, военную и гражданскую инфраструктуру для нанесения разнообразных ударов по Украине. Я даже не уверен, что Лукашенко ввязался в эту войну по желанию — мне кажется, он тоже думал, что это всего лишь учения и шантаж Запада. А когда стало слишком поздно, оказалось невозможно из этого всего выбраться, потому что Путин как его единственный сегодня донор просто не потерпел бы никаких попыток перечить от своего союзника.

Эта роль видоизменяется, потому что российские войска больше не нуждаются в белорусской территорией как в плацдарме для нападения, хотя могут оставить ее как плацдарм для устрашения, оставив ракетные установки и тому подобное, чтобы Украина не могла расслабиться на севере и на западе.

Мы увидим, как Лукашенко сможет — или не сможет — выторговать уход российских войск. Очевидно, что он в этом заинтересован. Ему и в психологическом, и в политическом плане  катастрофически неприятно чувствовать себя вассалом.

В последнюю неделю он пытается самоутвердиться, вернуть себе субъектность: пригласите меня на переговоры, без меня ничего не подписывайте, Беларусь тоже нуждается в гарантиях безопасности — вот это все говорит и Лукашенко, и министр Макей. Это попытка найти в новом переустраивающемся порядке в Восточной Европе свое место, которое было бы не просто равно полигону РФ.

Ему некомфортно в роли полигона. Есть ощущение, что в отличие от 2015-16 годов и даже 2021-го, когда ему могли позвонить по поводу миграционного кризиса, субъектность Лукашенко теперь скукожилась почти до нуля, до чего-то почти незаметного. С ним уже даже ни о чем не хотят разговаривать, потому что не верят, что он что-то может решить, а он хочет показать — нет, может. Для этого ему надо вывести российские войска.

Думаю, об этом может пойти речь на сегодняшней встрече — не то, чтобы Лукашенко прямо скажет Путину, «выводи войска прямо сейчас», а попытается как-то упаковать эту просьбу. Это будет сложно сделать, учитывая, что переговоры России и Украины больше не идут в Беларуси. Я, честно говоря, теряюсь в догадках, какой аргумент он сможет привести…

Помимо вывода войск, отмечает политолог, речь на встрече Лукашенко и Путина может пойти о компенсации белорусской стороне потерь от экономического удара со стороны стран Балтии и Польши. Для белорусского правителя Кремль по-прежнему основной — а по сути, единственный — источник денег:

— Зависимость и нужда в лояльном Путине для Лукашенко сегодня максимальна, и это будет предопределять его способность к торгу или каким-то капризам. Что касается Путина — мы не можем знать, есть ли у него цели еще раз зайти в Украину с севера. Если таких планов нет, то, наверное, месяц назад Лукашенко был важнее, чем сейчас. В остальном мы понимаем, насколько геополитические соображения, «своя» зона влияния  для Кремля доминируют в сознании — и наличие лояльного Минска очень важная часть этого пазла.