Шрайбман: «Протесты 2020 года дали слишком богатую почву, чтобы у чиновников и силовиков никогда не кончались жертвы для охоты»

— Политики, а особенно лидеры воюющих стран, не могут себе позволить заниматься достижением справедливости во всем свете. Зеленский сейчас не может заниматься критикой Китая за его обращение с уйгурами, критикой Эрдогана за его репрессии против курдов, ему сейчас не до того, чтобы заниматься достижением вселенской справедливости в отношении Лукашенко, — рассуждает Шрайбман, почему Украина не поднимает вопрос суда в Гааге в отношении Лукашенко, в выпуске «З*ркало».

Что касается Путина, то такой фокус на его статусе международного преступника — это попытка послать сигнал российской элите. Сказать им, что с Путиным у них нет будущего, и им стоило бы от него избавляться, ведь мир все равно его не примет. Иными словами, это попытка спровоцировать какой-то номенклатурный переворот в России. Если не сейчас, то в критической момент в будущем.

С Лукашенко у Украины такой задачи не стоит. Они не пытаются обращаться к Кочановой или Головченко, не пробуют подстегнуть какой-то бунт элит, обращаясь к ним через голову Лукашенко, добавляет Шрайбман. Украинцы пытаются повлиять на самого Лукашенко.

— Позиция Киева по отношению к белорусской политике известна: у них есть главная задача — не допустить втягивания белорусской армии в войну напрямую. И для этого всегда есть смысл оставлять какое-то окно для диалога, шанс вернуться к нормальности с человеком, на которого вы пытаетесь повлиять. Поэтому для Лукашенко Украина пытается создать такую ситуацию, в которой он бы думал, что ему еще есть, что терять, если он вступит в войну. И приравнивать его к Путину и грозить Гаагой противоречит этой цели.

Есть ли у Лукашенко шанс использовать эту двойственность для торга в будущем? Да, если будут выполнены несколько условий. Во-первых, он должен не вступить полностью своей армией в войну, во-вторых, успеть вовремя дистанцироваться от России, когда война окончательно пойдет не по ее сценарию. Первое мне кажется вполне вероятным, второе — чуть более сомнительным при Лукашенко, хотя теоретически и у него есть такой шанс.

Понимаю, как сложно представить себе подобное сегодня. Но история учит нас обратному: в конце Второй мировой войны почти все союзники Гитлера успешно переметнулись на сторону и избежали такого же наказания после войны, какое понес Третий рейх.

В любом случае, если у Беларуси сохранится суверенитет, то вероятность восстановить отношения с Украиной станет гораздо выше после смены власти в Беларуси, даже если это будут ставленники Лукашенко. У Киева к тому времени будет много других приоритетов, и восстановление торговли с Беларусью может стать хорошим подспорьем для восстановления страны.

У аналитика также спрашивают, конечен ли процесс репрессий в Беларуси. Он отмечает: такие режимы, как белорусский, исторически склонны меняться неожиданно, под действием каких-то внешних факторов, которые никто не может контролировать, включая Лукашенко. Или же под действием собственных ошибок.

— Поэтому ответ на этот вопрос: разумеется, процесс репрессий конечен. Репрессии в Беларуси закончатся тогда, когда нынешняя или следующая власть решат, что для них этот процесс несет больше рисков, чем его прекращение. Даже сталинский СССР смог прийти к такому выводу в конце большого террора и свернуть его в 1938 году, а позже еще сильнее свернуть репрессии после смерти Сталина.

Но, к сожалению, если мы спустимся с исторического уровня на практический, то у репрессий как ежедневного процесса нет никаких объективных границ. Нет никакого дна, за которым бы не последовало еще более глубокое дно. Репрессии самовоспроизводящийся механизм, для работы ему не нужна ежедневная команда сверху. Как только он был полноценно запущен, он создал прослойку чиновников и силовиков, которые стали от него зависеть — их карьеры развиваются, бюджеты — растут, и авторитет в глазах Лукашенко крепнет, только если и поскольку они находят для себя новые объекты для репрессий.

Белорусские протесты 2020 года дали слишком богатую почву, чтобы у этих людей никогда не кончались жертвы для охоты. Сотни тысяч подписывались за оппозиционных кандидатов и выходили на улицу, десятки тысяч донатили на запрещенную сегодня солидарность, сотни тысяч продолжают читать независимые СМИ, которые сегодня признаны «экстремистскими», тысячи продолжают критиковать власть в социальных сетях, к этому же сегодня добавляется критика России, которую власть стала считать чем-то похожим на внутреннюю нелояльность.

А когда закончатся известные властям люди из этих групп, можно прийти к тем, кто уже отсидел свои сроки.

Затем можно сочинить новый шпионский заговор или подготовку теракта и арестовать всех, кто давал в долг или помогал с арендой жилья предполагаемому или вымышленному диверсанту. Станет сложно с конкретными людьми, можно пойти по целым слоям общества: от поляков до украинцев, от ипшников до айтишников. Кого-то на полиграф, кого-то — уволить, кого-то — раскулачить.

Чтобы эта машина с кучей бенефициаров остановилась, ей нужен четкий приказ сверху: это не произойдет потому, что бензин закончился. И пока у власти не появился сильный мотив нажать на тормоз или сильный страх на него не нажать, поводов для краткосрочного оптимизма тут, к сожалению, мало, — заключает Артем Шрайбман.