Прейгерман: «В Москве есть люди, которые хотели бы, чтобы Беларусь пошла дальше и более активно включилась в войну»

— По некоторым сведениям Владимир Макей в кулуарах Генассамблеи ООН передал представителям западных государств официальную позицию Александра Лукашенко. Практически одновременно Госдеп США публично приветствовал освобождение политзаключенного журналиста Олега Груздиловича. Вряд ли это выглядит как начало разморозки белорусско-американских отношений. Но можно ли говорить хотя бы об определенном импульсе?

— Действительно, едва ли сейчас есть основания говорить о том, что происходит совсем нечто сенсационное, как это в некоторых СМИ, как мне показалось, начало звучать. Сам факт встреч на полях Генассамблеи ООН не уникален.

Насколько я помню, и в прошлом году Макей говорил о целом ряде встреч, которые по просьбам другой стороны не опубличивались. То же самое было и во время заседания Совета министров иностранных дел ОБСЕ в декабре прошлого года.

А вот тот факт, что вышло краткое пресс-сообщение от Госдепа, указывает на то, что во время этих встреч состоялись содержательные дискуссии, а не просто обмен и так всем известными позициями сторон по принципу разговора глухого с немым, как это часто бывает.

Говорить, что это уже наметившаяся колея переговорного процесса и нормализации, наверное, еще рано. Но подчеркну, что какая-то содержательная беседа произошла, и хотя бы какие-то общие точки соприкосновения для того, чтобы потенциально вести дискуссии о приостановке эскалации, были найдены. И тот факт, что был освобожден журналист «Радио Св*бода», говорит, что разговор этот произошел именно по белорусско-американскому треку, а не по белорусско-европейскому.

— Некоторые из экспертов говорят, что для Запада сейчас мало одного лишь освобождения политзаключенных в Беларуси. Мол, от Минска ждут выхода страны из войны, вывода с ее территории российских войск. Насколько это реалистично — такие ожидания со стороны западных стран и возможности официального Минска? 

— Во-первых, если начинать попытки диалога с таких вот условий, то это, конечно же, малоперспективно, и такой разговор в принципе не может состояться. Как если ожидать, что с введением все больших санкций начнется разговор о нормализации отношений.

К слову, насколько я могу судить, сам факт этого разговора говорит о том, что среди кого-то из западных партнеров появляется понимание, что лишь только угрозами новых санкций вопросы не решаются и диалоги не начинаются.

Что касается позиции о недостаточности лишь освобождения политзаключенных, я, честно говоря, не думаю, что США или Евросоюз, как и все остальные, сейчас находятся в такой стабильной ситуации, когда они в принципе могут выдвигать какие-то железобетонные условия. И спокойно ждать, когда эти условия будут выполнены. А, скорее всего, не будут.

Кстати, на самом деле не было таких непоколебимых требований и до войны и всех этих социально-экономических потрясений, которые она принесла. Насколько мне некоторые детали процесса известны, в предыдущие два года на публику стороны заявляли принципиальную непоколебимость своих позиций, но на дипломатическом уровне периодически возникали более гибкие акценты.

Другой вопрос, что несколько раз, к сожалению, когда стороны раньше подходили к точке, где мог начаться какой-то содержательный разговор, случалось что-то, что отбрасывало их еще дальше. Сначала посадка Ryanair, затем миграционный кризис и потом собственно сама война.

Вот и теперь появилось понимание, что подобный разговор мог бы быть полезным, но дальше этого я не преувеличивал бы какие-то ожидания.

Если говорить о том, что может себе позволить официальный Минск, то, как я все время пытаюсь объяснить, белорусское руководство будет действовать из своего постоянного анализа существующих в международных отношениях рисков и возможностей.

Эти риски и возможности есть как на российском, так и на западном направлении. Поэтому речь в принципе не может идти о каких-то кардинальных изменениях. Как, может быть, кто-то на обывательском уровне рассуждает, что Минск начнет перепрыгивать на западную сторону. Это исключено.

Другой вопрос, если у Минска есть какое-то поле для внешнеполитического маневра, то, естественно, решения, которые будут приниматься, в наибольшей степени будут соответствовать тому, что объективно можно понимать под национальными интересами Беларуси.

А все, что объективно понимается под нашими национальными интересами, будет способствовать стабилизации региональной ситуации в области безопасности.

— Сегодня много говорят о том, что Беларусь вот-вот может вступить в войну непосредственно, отправив в Украину войска, начав мобилизацию. Что произойти это может в том числе и в случае применения ядерного оружия с нашей территории. Как вы оцениваете вероятность прямого участия в конфликте по каким-либо причинам?

— Если ответить просто, то я не думаю, что прямо сейчас эта опасность повысилась до какого-то непреодолимого уровня. Но при этом понятно, что всякого рода сложности и давление, которые могут выталкивать туда страну, существуют и они серьезные.

Если отвечать более сложно, то есть три фактора, от которых это может зависеть. Первое — насколько самой России критично важно, чтобы Беларусь непосредственно присоединялась к боевым действиям.

Я думаю, что в военном плане после объявления в России частичной мобилизации критичной необходимости в этом нет. В политическом плане — я думаю, в Москве есть люди, которые хотели бы, чтобы Беларусь пошла дальше и более активно включилась.

Но тогда включаются два других фактора. Первый я уже упомянул, поле или коридор для внешнеполитического маневра. За два года после президентских выборов этот коридор практически уничтожен. В первую очередь санкционной политикой. Здесь важно понимать, что она уничтожает всю ткань взаимоотношений с Западом, в то время как с третьими странами отношения не так быстро налаживаются. 

И если здесь никаких позитивных изменений не будет, то нужно понимать, что руководителям в Минске все сложнее сопротивляться давлению вовлечения в потенциальные боевые действия.

Третий фактор — то, что дальше будет происходить на поле боя. Если боевые действия будут приближаться к территории Беларуси, с учетом того, что у нас единая с Россией система ПВО, риск вовлечения в войну будет расти.

— Визит Лукашенко в Абхазию — какой реакции со стороны Тбилиси стоит ожидать в самое ближайшее время?

— Реакции стоит ожидать негативной. Но какие-то выводы пока рано делать, стоит подождать объяснений Минска. И в первую очередь не тех, которые прозвучат по государственным телеканалам, а в дипломатической коммуникации, которая будет или уже происходит между Минском и Тбилиси.

Если мы через какое-то время увидим жесткое официальное решение со стороны Тбилиси, это будет означать, что данные объяснения не удовлетворили грузинскую сторону.

Если же реакция будет только эмоциональная, то это будет означать, что есть какие-то нюансы более сложные, чем можно увидеть на фотографиях, сделанных в ходе неофициального визита Лукашенко в Абхазию.