Пожизненный — это недолго

Смерть Ниязова сделала вакантным место главного тирана на постсоветском пространстве. Туркменскому народу, в отличие от народа советского, даже не удалось попереживать за своего вождя, с надеждой и тревогой вчитываясь в газетные сообщения про неведомое дыхание Чейн-Стокса. Новость о сиротстве обрушилась на людей, смирившихся с пожизненным правлением Ниязова, внезапно. Так же как, по официальной информации, внезапно остановилось сердце «высокочтимого первого и бессменного Президента, пророчески мудрого, справедливого, гуманного и дальновидного бессменного Председателя, навеки Великого Сердара, навеки Великого Сапармурата Туркменбаши».

Самый интересный вопрос на сегодня, причем, можно смело сказать, важный не только для Туркменистана, но и для всего мира, — что останется после ушедшего в вечность «навеки Великого», когда схлынет последняя волна славословий в его адрес, традиционный образчик которых процитирован выше. Кем был Туркменбаши — жестким и удачливым функционером, сумевшим за 20 лет превратить временные и условные полномочия назначенного сверху, из Москвы, партийного руководителя в личную бессрочную, безграничную, безусловную, даже не царскую, но почти божественную власть? Или, начав после распада СССР строить первое независимое национальное государство туркмен по жесткой авторитарной модели,

ему удалось выстроить особую «туркменскую систему», способную к самовоспроизведению независимо от имени человека, который займет место оказавшегося все же не вечным первого правителя?

На самом деле это главный и первый вопрос, которым задаются не только граждане страны, но сторонние наблюдатели после смерти или в случае серьезных недомоганий любого тоталитарного лидера. Об этом гадали после смерти Сталина, Мао Цзэдуна, Ким Ир Сена, Хафеза Асада, Гейдара Алиева… «Что дальше?» — бесконечно вопрошали в высоких кабинетах, редакциях газет и телестудиях всего мира и совсем недавно, когда оперировали, а потом выхаживали бессменного кубинского команданте Фиделя Кастро.

Туркменский прецедент, каким бы он ни оказался, важен в первую очередь для обитателей бывшего СССР.

Пусть не в столь крайних, как в Туркмении, а более умеренных формах, авторитарные режимы установлены и в целом ряде других экс-советских республик. Оппонируют руководителю государства из тюрем и в сопредельном с Туркменией Узбекистане, и в далекой от газоносных пустынь Белоруссии. При формальном наличии оппозиции и в Азербайджане все послушно идут президентским курсом уже второго по счету Алиева. В Казахстане, как и в Туркмении, два десятка лет граждане строят свое светлое будущее исключительно по чертежам бывшего коммунистического функционера, а теперь уже четырежды президента Нурсултана Назарбаева. Только что переизбравшийся на третий президентский срок лидер Таджикистана Эмомали Рахмонов по новой конституции имеет теоретическую возможность рулить республикой до 2020 года.

Чтобы править долго и безраздельно, вовсе не обязательно носить титул «пожизненного» властителя.

Для того чтобы превратить демократический строй в фикцию, сделать разделение властей чистой формальностью, партийное многообразие —декорацией, свободные выборы — бутафорией, взять под контроль электронные СМИ и «построить» все прочие, достаточно и одного президентского срока. После того, как все это сделано, и власть сосредоточена на вершине пирамиды, в руках одного человека или избранной группы товарищей, остается только одна, главная проблема — «что будет дальше». Она как нельзя более актуальна и для России. Как будут развиваться события, когда через год с небольшим на смену Путину придет новый правитель? Всевластный президент, который вряд ли изначально будет обладать той высокой степенью поддержки, которую имеет президент нынешний. В какую сторону качнется государственный маятник? В сторону автаркии по белорусскому или туркменскому сценарию или в сторону классической, а не суверенной демократии?

Еще больше вопросов про то, что будет дальше в самой Туркмении. Слишком мало вводных: мир знал о маленькой республике в каракумских песках только по деяниям Туркменбаши. А все, что делал он, носило крайне персонифицированный характер — от памятников себе и ближайшим родственникам до священной «Рухнамы». Все диктаторы прошлого, после смерти которых выстроенные им государства не начинали немедленно разваливаться, а выпестованные ими режимы рушиться, опирались на сильные партии и четко сформулированную идеологию. Младший Асад и после смерти отца опирается на мощь партийного аппарата ПАСВ. Китайские руководители спустя 30 лет после смерти Мао строят капитализм в коммунистических декорациях.

Ким Ир Сен завещал народу не только сына, но и идеи чучхе.

Наконец, несмотря на разоблачения культа Сталина, выстроенная им система с некоторыми модификациями просуществовала еще почти 40 лет. Понадобится ли туркменам 40 лет, чтобы выйти из своей пустыни, или события там будут развиваться куда стремительнее — любой сценарий неизбежно повлияет и на политические процессы в других странах. Из всех постсоветских лидеров Туркменбаши был крайней точкой удаления от магистральной демократической дороги.

С его уходом шкала автоматически сдвигается, и «свято место» главного тирана на бывшем советском пространстве остается вакантным.

Но только временно, потому что те, что выглядели едва ли не начинающими демократами в густой тени туркменского диктатора, теперь, возможно, будут оцениваться по другому, более строгому счету. В том числе и своими собственными гражданами.