Политолог: В чем заключается дилемма о признании или непризнании Путина легитимным президентом

1. С одной стороны это важный символический жест, с другой, —  ясных правил доя этого жеста нет, – пишет Баунов. – В 2012 году, когда Россия была членом восьмерки и т.п., он имел бы колоссальное значение, сейчас российская верхушка настолько оторвана от Запада, что к этой оторванности трудно что-то добавить.

Просто она в очередной раз выйдет к народу с жалобой «нас с вами обижают». И часть населения примет это непризнание на свой счет.

2. Сложно формально привязать признание или не признание российского руководства к выборам. В мире много стран, где вообще нет выборов, и чье руководство международно признано. Или СССР с его выборами из одного кандидата (обсуждали это недавно с Сергеем Радченко, крупнейшим истоиком холодной войны, он и напомнил этот очевидный факт).

Или признают с выборами, похожими на недавние российские и аналогичным результатом – например в Центральной Азии или Азербайджане.

3. Вопрос о признании в случае России ставится не только из-за плохих выборов, а из-за их сочетания с войной, внутренними репрессиями и агрессивной антизападной риторикой.

4. Официальное непризнание как инструмент мы чаще встречаем после выборов, на которых большое количество людей сплотилось вокруг оппозиционного кандидата (Тихановская в Беларуси, Гуайдо в Венесуэле).

Такого оппозиционного кандидат в России и близко не подпустили — в том числе из соображений, что случись что, такого могут признать. Даже не участвующий в выборных процедурах Навальный казался угрозой.

5. Четких механизмов признания-непризнания нет. Практикуется фактическое признание-непризнание причем в сочетании одного с другим.

Например, фактический контроль Франко над Испанией признавался и с его правительством решали практические вопросы,  но за сорок лет его правления (см. книгу «Конец режима») Франко не пригласили ни в одну европейскую страну (кроме соседней Португалии диктатора Салазара), и никто из европейских лидеров ни разу ни приехал к нему (кроме того же Салазара).

6. При этом сохранялись дипломатические отношения (иногда, правда, отзывали послов), и контакты на уровне некоторых членов кабинетов министров. Контактировал и с Хуаном Карлосом, когда его объявили преемником. Но при этом Испания, при всей антидемократической риторике, не вела войны в Европе.

Одновременно, Франко, где мог, развивал отношения с глобальным югом, показывая, что он не живет в международной изоляции и глобальный юг, за которым будущее, его понимает и признает.

7. Примерно ту же форму отношений можно предположить в отношении России. Формальное признание будет сильным ударом по антидиктаторскому сектору общества в России и посеет сомнения среди колеблющихся за рубежом.

Формальное непризнание мало что добавит к нынешней ситуации, а его правовые и дипломатические механизмы неясны.

8. Поэтому сформируется модус «без признания и без непризнания». Поскольку диктатуры восполняют дефицит доказанной легитимности через международные контакты, они жадно ловят признаки признания и общения (интервью Карлсона, первые международные контакты Путина после Крыма и Боинга), такие подвешенные отношения с ними могут быть довольно эффективным инструментом, если в них есть достаточно твердости и последовательности.

Но в них же и больше риска скатиться к нормализации на очередном уровне ненормальности.