Почему Россия превращается в политическую провинцию

Политическая непредсказуемость и экономическая непривлекательность превращают Россию в одинокую страну без союзников, но с амбициями мировой державы.

Возможный позитивный исход переговоров «шестерки» — России, США, Китая, Франции, Великобритании и Германии — с Ираном по его ядерной программе могут оставить Москву без еще одного кандидата в главные союзники.

Если Иран окончательно согласится поставить свою ядерную программу под контроль МАГАТЭ, с него будут сняты многолетние экономические санкции. Затем вероятно восстановление отношений с США, приход на иранский рынок западных компаний и возможное еще более резкое падение цен на нефть, которой уже и так залит мир.

Эксперты давно советовали Москве не питать особых иллюзий по поводу союзнического настроя Ирана. Персидская дипломатия веками строилась на том, что цветистые восточные речи политиков скрывали истинный смысл интересов и действий страны.

Но в данном случае проблема не в коварстве Ирана (в конце концов, успех переговоров по иранской ядерной программе станет и успехом российской дипломатии), а в самой России, от которой отдаляются и политические, и военные союзники.

Стало известно, что Индия и Франция совместно работают над ракетой малой дальности класса «земля-воздух» Maitri. То есть у России появляется еще один сильный конкурент на одном из главных экспортных рынков оружия.

Издержки сотрудничества с Россией растут. Ей просто перестают доверять.

Надежды на скорое обретение новых союзников среди противников Запада призрачны. Ставка на Китай выглядит не очень надежной потому, что китайцы при всем почитании традиционных ценностей (что, казалось бы, должно сближать их с сегодняшней Россией) действуют предельно прагматично. Они не живут в европейских категориях добра и зла. Они активно скупают европейские и американские активы, тем самым ограничивая возможности того же Запада диктовать им свои ценности. Торгуют с теми, с кем выгодно им самим. Понятие «стратегического партнерства» для китайцев эфемерно, поскольку руководствуются они расчетом и пользой для себя.

Говорить о тесном партнерстве с Латинской Америкой тоже странно. Во-первых, слишком далеки эти страны от России: никакого плотного постоянного сотрудничества, как, скажем, с Европой или странами бывшего СССР, не выстроить по чисто географическим причинам. Во-вторых, страны Латинской Америки сами далеко не в лучшем экономическом состоянии – едва развитые рынки начали приходить в себя после кризиса, инвесторы стали возвращаться туда. Сначала в США, теперь в Европу.

Цена удержания Украины в орбите российского влияния в последний год стала настолько высокой, что ни на какие другие внешнеполитические свершения ресурсов не остается.

В итоге Россия становится политической провинцией, той самой региональной державой, как её «обозвал» Барак Обама. Хотя, присоединяя Крым и проявляя активную позицию по Донбассу, Россия хотела добиться прямо противоположного: показать, что мы можем силой брать под военно-политический контроль большие пространства, как США.

Ближайшие российские союзники — Беларусь и Казахстан — опасаются повторения у себя украинского сценария. Александр Лукашенко вдруг заявляет, что стабильность на Украине невозможна без вмешательства США. Нурсултан Назарбаев в своем неожиданном обращении к нации в начале года призывает отстаивать независимость страны любой ценой. При этом в отличие от России с Западом Казахстан не ссорится, а по-восточному изящно балансирует между соседями с Востока и требованиями Запада.

Россия становится страной-одиночкой в современном мире, потому что она печально неинтересна другим.

Россия все менее интересна миру как объект для инвестиций — возможность зарабатывать быстро и много здесь была исчерпана даже до «крымской кампании». У России нет эксклюзивных продуктов, технологий, навыков и знаний. Российская рабочая сила дороже, чем в развивающихся странах, но хуже по качеству, чем в развитых. Европа активно ищет замену российскому газу, а других сопоставимых по объемам и ценам рынков сбыта не просматривается. Китай тут не замена — даже по тридцатилетнему «контракту века» Россия в лучшем случае будем поставлять Китаю столько газа, сколько сейчас продаем одной Германии. И диктовать условия в конечном счете будет Китай.

Защищая «дух прошлого», Россия никак не может или не хочет поверить, что новые технологии развиваются стремительно, и через 5–10 лет рынок тех же углеводородов может стать совсем иным. Кажется, не рассматривается сама возможность другого будущего, где мощь державы будет определяться не богатством недр или наличием ядерных боеголовок.

Второй критерий привлекательности страны – ее модель жизни. Что сегодня может предложить миру Россия в качестве образца для подражания?

Разговоры о том, что Россия – последний оплот культа семьи и традиционных ценностей в развращенном мире, не слишком сочетаются с действительностью. Что Россия реально показывает миру? Непредсказуемость во внешней политике, отстаивание ценностей вымышленного средневековья во внутренних делах; поверхностные заверения в приверженности религии, не очень четко прорисованный консерватизм и при этом ярко выраженная нетерпимость к инакомыслию — вряд ли все это может стать основой для подражания и тем более для межгосударственных союзов.

И все же главная проблема, которая испугала многих, даже не в этом. В общем, все уже привыкли к тому, что Россия веками мечется между Европой и Азией, между западным вектором развития и восточным. Главное, что напугало даже прежних союзников, — непредсказуемость страны. Вкупе с ее – опять же – уже известным нежеланием идти на какие-либо компромиссы, которые она считает слабостью, это и создало России образ ненадежного партнера, руководствующегося лишь собственными сиюминутными представлениями о выгоде и силе. Конечно, на принципе торжества выгоды и праве силы можно строить и политику, и экономику, и даже некоторое союзничество. В конце концов, международные отношения — это не клуб добрых, бескорыстных благотворителей. Все страны исходят из выгоды и силы. Но этот подход должен сопровождаться последовательностью действий и логикой, заложенной в них.

К сожалению, именно с этим у современной России проблемы. Нет четкого, основанного на расчетах и прогнозах сценария, понятного ей самой и другим, с которым можно не соглашаться, но с которым можно иметь дело. У России же сценарий – это его отсутствие.