Дней Александровых прекрасное начало

А.Г. Лукашенко никогда не был поклонником М.С. Горбачева, более того — карьера будущего президента РБ как раз начиналась с кулуарного, а затем и публичного осуждения перестройщиков: "Какую страну развалили!". Тем интереснее наблюдать, как сегодня А.Г. Лукашенко не просто осваивает раннеперестроечную (1985-1986 гг.) риторику М.С. Горбачева, обращенную на Запад, но в своем стремлении на Запад зачастую идет значительно дальше Михаила Сергеевича.

И 1985 г. для М.С. Горбачева, и 2007 г. для А.Г. Лукашенко — это прежде всего перемена акцентов. Сугубо конфронтационный стиль сменяется намеками на готовность к танцу: "На Западе обо мне сложилось превратное мнение. Возможно, в каких-то высказываниях мне стоило быть более сдержанным... Пришло время опробовать новые возможности для сотрудничества. Дайте нам начать открытый и честный диалог". Текст как будто из времен зарождавшейся горбимании. В принципе, расчет не столь уж и глуп. Дипломатия так устроена, что при получении изящных намеков отчего же и не поиграть — особенно если все это идет на полутонах и никого ни к чему не обязывает. Недоверие к новым акцентам препятствием быть не может. В 1985-1986 гг. Горбачеву тоже не слишком верили, канцлер Коль сравнивал его с Геббельсом, что не мешало дипломатическим играм. Простое правило: если некто приоткрывает наглухо запертую дверь, в щель надо вставить ногу и дальнейшую беседу вести, уже зафиксировав новое состояние. Тем более что прецеденты такого особого статуса: "Да, конечно, есть проблемы, но есть и нюансы, не на все надо обращать внимание" — имеются. Взять хоть полковника Каддафи, который был когда-то сумасшедшим диктатором, а теперь то ли оздоровился, то ли нет, но по умолчанию из злодеев вычтен. Те, кто постарше, могут вспомнить Чаушеску. При том, что его режим был сильно похуже брежневского, чаушескина фронда (не разорвал дипотношения с Израилем, не принял участия в братской помощи Чехословакии) обеспечивала ему несколько более благоприятный статус на Западе. Не то чтобы почтенный — но хотя бы полупочтенный.

Но тут действует правило: "Гни, гни — не проломи". Повышение рейтинга до полупочтенного, большее благоприятствование по хозяйственной и иной части — все это возможно. Чем, собственно, Лукашенко хуже Чаушеску? Пожалуй, даже лучше. Но, возможно, именно на уровне перемигиваний — без протокола. Есть вещи, которые делают, но вслух про них не говорят. Проблема Лукашенко — что он хочет именно вслух. Его последнее воззвание к Западу — это открытая саморекомендация в качестве борца с русскими варварами, прикрывающего от них беспечную Европу: "Запад понял: завтра Россия может перекрыть кран и ему... Европа должна научиться лучше понимать нас... Беларусь помогает Евросоюзу защищать его восточные границы. Мы являемся для Европы своего рода защитным валом". Почти как стихотворное переложение послания Сигизмунда II Елизавете I: "Вашему Величеству мы не раз писали, // Что пора подумать, чем грозит Восток, // Чтобы не пришлось Вам сетовать в печали, // Если русский варвар будет к Вам жесток". Есть и более поздние прецеденты — начиная с 1943 г. д-р Геббельс упорно говорил Западу о том, что рейх — единственный заслон против большевицкого варварства. Объявить себя защитным валом, убедить покупателя, что поддержание этого вала любой ценой — в его жизненных интересах, и выставить эту цену — известный способ торговли. То, что совсем недавно Лукашенко был нашим защитным валом (не от Китая же вернейший союзник клялся Россию оборонять), — не важно.

Вообще говоря, такие переполюсовки в истории бывают. Черчилль в июне 1941 г. указал: "Если бы Гитлер вторгся в ад, я нашел бы способ благожелательно отозваться в палате общин о сатане". Но тогда решение вопроса о том, найдется ли способ благожелательно отозваться в бундестаге о Лукашенко, впрямую зависит от того, удастся ли в общем мнении Запада объявить Путина Гитлером или чем-то в этом роде. Если удастся, то при таком уровне угрозы санитарными кордонами не брезгают, и Лукашенко — наш человек. Объективный интерес президента РБ — это катастрофическое ухудшение отношений России и Запада. Только при таком развитии событий дней Александровых прекрасное начало имеет шанс на приятное для Александра Григорьевича продолжение.