«Бога давно уже нужно оставить в покое»

Сегодня стало модно не верить в Бога. А где доказательства загробной жизни? В то же время у нас на глазах стало патриотично использовать Бога, как танк, для уничтожения врагов и вражеских идеологий, от демократии до эротизма. В общем, за Бога взялись с обеих сторон.

С одной стороны за него взялась команда неоатеистов, или богоскептиков. С другой — он стал причиной обид самих верующих, тонкие чувства которых, с государственной подачи, нельзя не уважить.

Богоскептики ударили по Богу прежде всего потому, что Бога перетащили на другую сторону баррикад. Суть нынешнего богоборчества связана не с экзистенциальными терзаниями, а с религиозным накалом страстей в нашем царстве-государстве. Бог, которому лучшая часть нашей интеллигенции когда-то ставила свечку на Пасху в отместку за советскую власть, празднует государственный праздник преображения. Всевышний стал грубым инструментом политики, призванной создать историческое чудо перехода в рекордно короткие сроки бывшего советского народа из равнодушных безбожников в лоно церкви.

В борьбе с огосударствлением Бога богоскептики отрицают церковь и основывают свою порядочность на личном примере. Они стали частью уже хронического общеевропейского кризиса метафизики, сугубо рациональных переживаний недоверия к священным для верующих текстам. С каждым поколением разрыв между современным сознанием и архаикой священных текстов усугубляется. Непонятно, как можно верить в сказки.

Для богоскептиков государство настолько плохо, что они не прочь вместе с Богом завалить не только само государство, но и смысл жизни как туманное, малозначительное явление.

Для того чтобы завалить Бога, богоскептикам достаточно для начала взяться за Ветхий Завет и обнаружить в нем вопиющее количество противоречий. Как Творец всей Вселенной может так гневливо и мелочно браниться с тем же Авраамом, требуя от него жертвоприношений и благовоний, вступая в споры по мелким сельскохозяйственным вопросам? Рассказ о сотворении мира с отметинами подозрительного многобожия, о мечущихся по раю Адаме и Еве, беда с Каином и Авелем, жестокость потопа и многих других событий отпугивают неоатеиста своим несоответствием между нынешним глобализированным представлением о справедливости и характером культовых книг. В конце концов встает вопрос: неужели вот этот Бог и породил Искупителя?

В Новом Завете Сын Божий порой пользуется методами театрального характера, в сущности, шоумена, для исцеления и оживления, для создания человеческого образа чуда, которое призвано ограничить свободную волю и исключить маловерие. Здесь также много сомнительных с точки зрения логики переплетений.

Эти и другие противоречия находили и предыдущие поколения богоскептиков, которые, споткнувшись на буквалистском прочтении, теряли веру. Однако нынешние богоскептики — такие же неофиты, как и нынешняя плеяда государственных православных. Им кажется, что до них ничего не было, кроме потопа.

Неофиты опасны для окружающих тем, что они с пеной у рта защищают предмет своего неверия или своей веры и готовы кусаться. Неустойчивое пламя первой в жизни взятой в руки свечи вызывает у религиозного неофита сакральный ужас беспокойства за существование только что обретенного бога. Свою хрупкую веру он готов защищать, как младенца, и потому обидеть его бога так легко, что, кажется, не обидеть его вообще невозможно. Аберрация сознания у неофита часто приводит его к первобытному мракобесию, от которого нашему обществу придется еще долгое время отмываться.

Но и богоскептик в своем неофильстве — явление не менее пафосное. Бедность нынешней русской мысли изумительна! Открыв для себя несоответствия в религиозном тексте, богоскептик принимает этот текст, как и верующий человек, за истину в последней инстанции, только со знаком минус.

Обратившись с горя к некоторым другим религиям, неоатеист найдет подтверждение своей правоте, основанной на том же самом несоответствии. Ему покажется диким, что Бог, который создал Вселенную, и тут пугает сомневающихся в нем гибелью ослов и других малозначительных полезных животных. Суммируя свои сомнения, богоскептик сделает вывод, достойный Маркса и Энгельса: религии зародились от страха первобытного человека перед загадочными явлениями природы и в конечном счете превратились в опиум.

Между тем светские исследователи религий уже давно сошлись в том, что примитивное сознание древних людей иначе мыслить не умело и создавало образ Бога, исходя из возможностей своего анализа, соединяя проникновенную интуицию с несовершенными символами. Исходя из мысли, что природа Бога закрыта для человека, исследователи предположили, что человек способен создать лишь маску бога — большего не дано.

К этой маске следует относиться двояко. Она свидетельствует, что единый и неделимый Бог, возможно, скрывается за ней. Однако маска не может быть сакральной, ибо она не больше, чем предположение. Теория о масках бога — это всего лишь намек на большую проблему создания и реконструкции бога. Сомнение в вере так же естественно, как и вера в сомнение.

Все остальное — дело веры.

Когда религия попадает в руки нынешнему государственному человеку, она раскалывается на части. Собственническая часть религии судорожно связана с его личным спасением и сохранением своей личности в условиях неблаговидных по жизни поступков. Однако государственное назначение религии связано с насаждением веры в народные массы как для их пользы, так и для пользы государства (последнее куда важнее).

Здесь есть тонкий момент замены понятий. Религия в государственном масштабе становится морально-патриотической игрой в абсолютную истину. Народ связывается религией как веревкой. В этом направлении нельзя останавливаться запрещать, иначе произойдет моральный застой. Нужны все новые и новые запреты на жизненные свободы, которые касаются как демократии, так и частной жизни. В идеале происходит полное подчинение не личной вере, а церковной власти. Воцерковленность срастается с государственным патриотизмом, с почитанием старых и новых профанных святынь. Церковь получает право стать вместо СМИ четвертой властью в государстве, а при традиционном сервилизме национальной религии она оказывается как подстилкой, так и крышей государственной политики.

Вот тут-то и вскипает свободный разум богоскептика, и начинается новый этап борьбы с фанатизмом, который по понятным причинам затрагивает не только Церковь, но и самого Бога.

Между тем Бога давно уже нужно оставить в покое. Творец Вселенной вряд ли поможет государству в решении его идеологических и узко прагматических задач. Несоразмерность божественного замысла с нищетой государственной идеологии очевидна. Государство не может обожествить само себя, но может схитрить: Церковь, подвластная ему, способна наполнять его божественным содержанием по принципу надувания воздушного шара.

В результате выбивается табуретка из-под человека с его личностными правами, и человек обретает существование исключительно в задушенном состоянии.

Вместе с тем тонкие чувства верующих не распространяются повсеместно на все религии. Они не касаются, к примеру, древнегреческих богов, у которых на Олимпе тоже немало противоречий. Дело в том, что боги Эллады давно вышли на пенсию и превратились в миф именно благодаря тому, что не сладили с религиозными потребностями цивилизованного человека. Но угроза выхода на пенсию стоит перед всеми богами, и религиозная геронтофилия еще не является основанием для веры. Здесь слишком много уловок.

Можно даже сказать, что человек совершенно запутался, постигая Бога. Понятийного аппарата трагически не хватает! Но это не аргумент против его изначального существования. Это укор разуму, а не вечности. А как же прозрения веры? Этот инструмент личного спасения не слишком приспособлен для общественной объективизации. Но ведь и приближение веры к точному знанию может нарушить сам человеческий проект.

Использовать бога в военных целях государственного строительства неблаговидно. Сильно пошатнувшаяся национальная мораль не лечится по приказу. Я убежден, что сознательная эксплуатация веры отцами Церкви, даже если они поначалу, должно быть, искренне озаботились исправлением нравов (затем это стало только предлогом), направлена на разрушение веры, больше чем весь исторический атеизм.

Однако так же неблаговидно перекладывать сомнения ограниченного разума (или же просто человеческого ума) на саму природу мироздания.

А все же не зря взволновался богоскептик. Он по-своему прав. Некрасиво распинать Христа на кресте государственных интересов.