««Белорусский партизан» чуть ли не единственный, кто пишет обо всех и даёт слово всем»

Известный журналист Павел Шеремет рассказал, что его до сих пор считают выскочкой, и почему в Минске начинает тосковать уже через два-три дня.

– Как вы попали в журналистику? Читаю биографию: "Работал в отделе валютных операций одного из банков, потом – консультантом экономических программ БТ". И вдруг в 1994-ом – автор и ведущий еженедельной аналитической программы "Проспект" на Белорусском телевидении. "Его величество случай" или было целенаправленное желание идти в эту профессию?

– В моей жизни очень много определял случай и, может быть, провидение. Однако так получалось, что к каждому из этих шансов я внутренне был готов. Так вышло и с моим переходом из банковского дела в журналистику.

Когда я был студентом, я одновременно был слушателем и участником Московской методологической школы. Поэтому я подрабатывал аналитикой, консультированием, и в рамках этих своих проектов познакомился с людьми из Белорусского телевидения, которые запускали проект "Экономикст". Как экономист по образованию я помогал им, писал тексты ведущим, давал свои комментарии.

Потом я написал сценарий новой общественно-политической программы и пустил её по коридорам БТ. Она там где-то гуляла, и потом случайно попала в руки Елене Лукашевич, которую я и считаю своей крёстной мамой на телевидении. А крёстным отцом можно назвать Ивана Пинигина.

Параллельно я закончил учёбу на факультете международных экономических отношений Белорусского экономического университета, пришёл в Белагропромбанк, где работал в окружении женщин крупного размера. В какой-то момент я решил перейти в Белвнешэкономбанк, и мы втроём с другом и подругой пошли туда устраиваться. У друга и подруги папа и дядя были большими чиновниками, и их взяли сразу. А у меня не было ни папы министра, ни дяди – заместителя министра, и мне сказали подождать три месяца. Но за эти три месяца я так втянулся в работу на телевидении, что когда мне позвонили и предложили перейти на работу в валютный отдел, я им ответил – "Спасибо, мне это не интересно".

Мои друзья, одногруппники, – сейчас банкиры, чиновники, занимающие большие посты, или крупные бизнесмены, – считали, что я сумасшедший. Что отказываться от работы в "Белвнешэкономбанке" в 1993-94 году может только невменяемый человек. Но я всегда исповедовал принцип – делать то, что тебе нравится.

– Позже вас упрекали, что аналитическая программа "Проспект", которую вы вели, и которая довольно быстро стала, пожалуй, лучшей общественно-политической программой на БТ, не была оппозиционной по отношению к Лукашенко, что передача занимала, как бы мягче сказать, "взвешенную" позицию.

– Если бы она вышла за год да президентских выборов, то Заметалин нас бы быстро растоптал и уничтожил. Но "Проспект" появился за две недели до выборов президента. За нами, конечно, очень внимательно следили, но после первого тура стало понятно, что Кебич проигрывает, поэтому власти было уже не до нас.

Вообще я всегда выступаю против того, чтобы пресса была оппозиционной. Потому что оппозиционность – это партийность. Пресса должна быть независимой, но не оппозиционной. Поэтому мы старались дать высказаться всем.

Наша программа была первой, где большие интервью давал Зенон Пазьняк. Сейчас Пазьняк иногда пишет про меня гадости, но именно я был первым, кто на БТ брал у него большие интервью.

Вообще первые месяцы правления Лукашенко у многих были иллюзии, что этот человек совсем не такой страшный, что он просто жертва своего колхозного имиджа. Тогда у него в окружении были нормальные люди – Гончар, Синицин, Булахов – Федута активно заигрывал с прессой.

Но очень быстро стало ясно, с кем мы имеем дело. Программа просуществовала при Лукашенко-президенте, может быть, месяцев семь, и была закрыта решением властей.

Я и сейчас придерживаюсь этого правила – мы даём слово всем. Как только "Белорусский партизан" не обзывали – и что мы пророссийские, и что мы прозападные, и что мы против Милинкевича, и что мы за коммунистов. Но фактически мы чуть ли не единственные, кто пишет обо всех и даёт слово всем.

"Тогда было время молодых, тогда по большому счёту все были выскочками"

– В 1996 году вы становитесь редактором "Белорусской деловой газеты" – тогда одного из самых влиятельных независимых изданий. В 25 лет. Годом ранее вы и я получили из рук Василя Быкова премию имени Алеся Адамовича – я за газетную публицистику, вы за тележурналистику. Весёлое было время, когда 25-летние становятся лауреатами премий и редакторами. Можно сказать, что это было "золотое время"?

– Безусловно, 1994-95 были расцветом белоруской журналистики. Кстати, редактором БДГ я тоже стал абсолютно случайно.

Когда я ушел с телевидения, мы создали небольшое информационное агентство и приносили свои материалы в БДГ. А потом внутри газеты произошёл конфликт, и весь коллектив ушёл, создав новую "Белорусскую газету". И владелец БДГ Пётр Марцев предложил мне стать главным редактором. Поскольку я не был человеком из журналистской тусовки, и журналистов знал плохо, то это было очень непростое для меня время.

– Вы не встречались с отношением к себе как выскочке? 25 лет – и редактор серьёзной газеты…

– Я до сих пор встречаю к себе такое отношение. Но тогда было время молодых, тогда по большому счёту все были выскочками. Просто кто-то доказал, что он был не случайным, а кто-то исчез.

"Тюрьма ничего хорошего человеку не даёт, тюрьма ничего в человеке не воспитывает"

– Далее вы стали корреспондентом ОРТ в Беларуси, и в июле 1997 года, во время съёмки репортажа о ситуации на белорусско-литовской границе, был арестованы по обвинению в незаконном пересечении государственной границы. Три месяца тюрьмы. Банальный вопрос – что они дали, чему научили? Как это видится через 13 лет?

– Из-за того, что позже был похищен Дмитрий Завадский, вся это история для меня сплетена, я не разделяю два этих события. И эта история остаётся для меня очень болезненной и острой. Я часто про это думаю, и настраиваю себя, что не имею права про это забыть и должен максимально приложить силы, чтобы виновные получили по заслугам. Я буквально тереблю эти раны, и это не пустой звук – никто не забыт, ничто не забыто.

Что же касается моей локальной тюремной истории – тюрьма ничего хорошего человеку не даёт, тюрьма ничего в человеке не воспитывает. После гродненской истории 97-го меня ещё дважды арестовывали, и один раз довольно жёстко – со спецназом, избиением и так далее. Тюрьма дала мне только уверенность в своих силах, я теперь понимаю, что значит идти до конца.

– Наверно, пика своей известности вы достигли, когда в июле 1999 года стали ведущим аналитической программы "Время" на ОРТ. Программа "Время" – можно сказать, главное лицо в телевизоре. Но сами вы оценили эту работу как "негативный профессиональный опыт". "Мне очень стыдно за то, что происходило во время парламентских и президентских выборов", – это ваша цитата.

За две недели до президентских выборов вы покидаете программу в связи с конфликтной ситуацией, сложившейся в отношениях с руководством. Что там случилось, насколько это было неизбежно? Можно было прогнуться и работать дальше?

– Такой выбор у человека всегда есть. Всегда можно прогнуться. Более того, сейчас, наблюдая за тем, что теперь происходит на российском телевидении, я с улыбкой вспоминаю те свои переживания. То, что сейчас там происходит – это вообще за гранью добра и зла. Это уже очень близко к Белорусскому телевидению.

Я до сих пор считаю, что поступил правильно, уйдя из программы «Время». Репутация в нашей профессии очень много значит. Деньги, что тебе платят за предательство своих принципов – не стоят твоих внутренних переживаний.

Я абсолютно убеждён, что надо жить в гармонии с самим собой, и сейчас поступил бы так же, как тогда. Я встречаюсь с коллегами, которые остались работать на Первом канале – на них временами жалко смотреть. Они умные люди, понимают, чем их заставляют заниматься – и это их угнетает. Там остались мои друзья, с которыми я многое пережил, с которыми бывал в разных опасных ситуациях, я тяжело переживал разрыв с ними.

"Москва – город не для жизни"

– Как вам московская жизнь? Минск, Прага, Мюнхен, Варшава, – города с одинаковым, довольно спокойным темпом жизни. Москва иная. Как быстро вы привыкли к московским правилам – к скоростям, к нравам, к битвам за выживание? Вы теперь уже это воспринимаете как должное или каждый раз это напрягает?

– Я два года привыкал к жизни в Москве. Эмиграция – очень нелёгкое испытание, даже несмотря на то, что я приехал в город, где было много друзей, где не было языкового барьера, где сразу получил хорошую работу и зарплату. Тем не менее, я два года не мог привыкнуть и могу подтвердить правильность поговорки "где родился, там и пригодился".

Москва – это, конечно, город не для жизни. Это город для карьеры, для зарабатывания денег. Таких городов несколько. Я, например, довольно долго однажды был в Нью-Йорке, и Нью-Йорк меня вымотал ещё больше.

Когда я приезжаю в Минск… мало машин, людей, нет мусора, никто никуда не спешит – мне хватает двух-трёх дней, и я начинаю тосковать по нормальному ритму и нормальной работе.

Привыкнуть к каким-то вещам в Москве невозможно, например, к пробкам, когда ты два часа в день проводишь в машине по дороге на работу и столько же по дороге домой. Сказать, что москвичи более жестокие, чем другие, я не могу. У меня были истории, когда москвичи делали для меня всё, что могли и отдавали последнее, а минчане вели себя как трусы и предатели. Среда не меняет человека, она корректирует только его бытовые привычки.

"В Москве на меня многие с недоумением смотрят как на агента белорусского влияния"

– Слышал, что вы жаловались, что в Москве вас считают белорусским националистом, а в Минске – омоскалившимся. Как вам живётся в таком положении?

– Это правда. Я свой среди чужих и чужой среди своих. Это проявляется даже на уровне каких-то проектов. Люди из Беларуси встречаются с западными политиками, послами, получают какую-то помощь. А я со своим "Белорусским партизаном" часто выпадаю, поскольку формально я не белорус.

В Москве на меня многие с недоумением смотрят как на агента белорусского влияния. Раньше был очень популярным тезис, что все, кто против Лукашенко, это агенты Запада. Слава Богу, сейчас этого нет, потому что и агенты Кремля уже против Лукашенко.

А когда я приезжаю в Минск, на меня смотрят как на москаля. "Товарищи по борьбе" пишут на меня грязные пасквили. Почему-то считается, что белорус, которых уехал в Москву – предатель, а белорус, который уехал в Прагу или Варшаву и получил польский паспорт – защитник белорусских интересов.

"Умирать надеюсь приехать в Беларусь"

– Вы в соавторстве со Светланой Калинкиной написали книгу "Случайный президент". Вы и сейчас её так бы назвали? Вы считаете Лукашенко случайным президентом или просто это была политизированное название, просто желание насолить Лукашенко?

– Первоначальное название книги было – "Президент из урны". Но я посчитал, что это слишком двусмысленное название, и действительно может быть интерпретировано как грубость. Поэтому я настаивал на названии "Случайный президент" и до сих пор убеждён, что оно наиболее точное. Это человек, который волей случая достиг такой высоты. И его президентство доказало, что он для страны случайный человек. И тем, кто придёт за Лукашенко, придётся долгие годы исправлять его ошибки.

– Вы считаете, что после ухода Лукашенко в стране всё быстро поменяется? То есть всё то, что позволяет Лукашенко править Беларусью столько лет – оно исчезнет? Люди исчезнут, которые за него голосуют?

– Конечно, нет. Уйдёт Лукашенко – останутся лукашисты. Я не верю в быстрые перемены в белорусском обществе. Не только Лукашенко мешает белорусам "людзьмі звацца", не только Лукашенко причина того, что у белорусов размыто национальное самосознание.

Я думаю, еще долгие годы уйдут на то, чтобы Беларусь по-настоящему стала полноценным белорусским государством, а не территорией, временно заселённой белорусами. Однако я убеждён, что любой другой президент будет лучше, чем нынешний, я убеждён, что смена власти кардинально необходима для будущего страны.

– Вы собираетесь возвращаться в Беларусь, когда исчезнут те внешние причины, которые сегодня вам не позволяют возвратиться?

– Очень не люблю сослагательного наклонения, но однозначно могу ответить, что умирать надеюсь приехать в Беларусь. Это моя родина, там мои корни, родители, друзья.

Я иногда пытаюсь забыть про Лукашенко, про белорусскую оппозиции, даже про "Белорусский партизан", не хочу всем этим заниматься – но каждый раз что-то случается, и Беларусь не отпускает. Никуда Беларусь из моей души не исчезла.

***

Постскриптум «Салідарнасці»

(отрывок из книги Виктора Шендеровича «Здесь было НТВ»)

В послевыборную ночь в компанию, где уже расслаблялся я, зашел ведущий ОРТ Павел Шеремет. А ОРТ, надо сказать, в те месяцы сильно отличилось по части черного пиара – в чем Паша в меру таланта участвовал. И вот он подсаживается ко мне, кладет руку на мой локоть и дружелюбно говорит: «Как хорошо, что закончился этот цинизм!»