«Хенде хох, баба Зина!»
В Горошках одна улица. Постоянных жителей чуть больше десятка. Мирная жизнь закончилась здесь полтора года назад, когда после двух репетиций и показательного боя в день открытия «Линии Сталина» деревня пережила первую послевоенную оккупацию. С тех пор в результате регулярных боевых реконструкций постоянно гибнет под гусеницами танков колхозная кукуруза, а время в Горошках измеряют «войнами».
— Убежал бедный. Напугали. Как только услышит взрывы, не вылазит. Сутки теперь будет сидеть, прятаться.
— И давно он у вас такой пугливый?
— Да с первой войны!
— А как она началась?
— Неожиданно. Налетели танки, солдаты, немцы! Ой, ужасно, как было! Стреляли сильно. А танки горят! Все пугались. Очень пугались. В первый раз, как рвали снаряды, ветер был в нашу сторону — засыпало глаза, не видно света белого. Такая гарь!
— Вас заранее предупреждают о начале боевых действий?
— А мы и сами знаем. Глянем, во, на горочку. Идут танки с горы сюда вкруговую. Захватывают деревню. А пускай вам лучше танкист расскажет, — оглядывается баба Зина на молодого человека, который выходит на крыльцо.
— Муж моей внучки. На войне познакомились, — представляет баба Зина.
— Я немцем был, механиком-водителем— рапортует улыбчивый зять Денис Романович. — В 2005 году мы отсюда наступали. Стояли у баб Зининого дома и ждали, пока там оттанцуют. Потом машины пошли, мотоциклисты, и мы за ними уже на своих танках. Я ехал, ехал, думал: «Только б никуда не провалиться!».
— За что в немцы угодил?
— Пришел полковник, назначил, кто кем будет.
Курсанты военной академии начали готовить и обкатывать технику задолго до торжественного открытия «Линии» — еще в мае. Жили в палатках на пригорке. Каждый день репетировали захват Горошек.
— В восемь утра я сено возила, — вспоминает баба Зина. — Наехали эти хлопцы, стоят в немецкой одежде. Подошла к соседу и говорю: «Коля, а что мне делать? Дождь собирается, надо ж сено возить. Будут ругать меня или нет?». Он говорит: «Да нет. Вози». Я вожу, а они кричат с танка: «Хенде хох!».
— Это я кричал, — смеется Денис. — Стоит испуганная бабушка. Нам смешно.
Настоящих немцев баба Зина видела в Горошках только в далеком детстве. В памяти остался лишь один эпизод, как шли по улице люди в форме, а она бежала через дорогу. Пригрозили, чтоб скорей с улицы убиралась, не то застрелят.
— Вы решили, что и сейчас из пушек палить начнут?
— Да нет. Машин нагнали — не пройти нигде. Корову-то я в сарае навязала, пастись не повела, чтоб не сорвалась и не убежала куда от страха. А сама иду с этой вязочкой сена. Мне как-то неудобно, не знаю, что делать.
— Надо было нас попросить. На танке завезли бы, — подмигивает Денис.
— Если бы я знала, что ты такой будешь шустрый! Тогда много хлопцев было, — парирует баба Зина.
Теперь баба Зина не боится войны:
— Мы на ней хорошего зятя «прыдбалі». Все бросаю. Варенье само собой варится, а я через грядки пошла на бой смотреть. У нас с огорода видно лучше, чем с трибун. Обычно их дымом заволакивает. Теперь каждый раз к 23 февраля ожидаем, что будут стрелять. Лето придет, тогда начинают уже тут десантники спускаться, бегать за огородами. Чего переживаю, так это что на дом свалятся — побьются. Или на грядки.
Во время настоящей войны немцы сожгли в Горошках три дома — воевали с партизанами. Из мирных жителей убили женщину и старика. Угнали молодежь в Германию. Многие с фронта не вернулись. Особенно те, кого полевые военкоматы призвали уже после освобождения Беларуси.
— Когда в понарошку захватывают, это не так страшно, как по-настоящему было, — говорит старейший житель деревни Василий Швед.
За тем, что творится у ДОТов, с которых мальчишкой катался на лыжах, он мог бы наблюдать прямо из окна своего дома. Правда, глаза уже не те.
— Тут же боев таких не было. ДОТы не действовали. Только в одном, но не из тех, которые сейчас открыли, двух солдат убили. Там куча патронов была. Так мы пули брали, винтовки делали. Забьешь пулю в колодочку, гвоздик согнешь… Очень родители за спички ругались. Они в дефиците были.
— Как называли тогда ДОТы? Линией Сталина?
— Никак. Просто ДОТы.
Василий Швед считает музей делом хорошим. Пусть ездят люди, изучают технику. Он и сам ходил посмотреть на танк, на котором ездил в молодости, когда служил в Германии. А вот про памятник Сталину, который установили на самом видном месте, говорит:
— Если вокруг его памятники снесли, так можно было бы и тут его не ставить. Но как у нас обычно: если где-то что-то поставили, так пусть уже стоит.
Уезжая, у кромки заснеженного колхозного поля мы пообщались с переминавшимися на морозе с ноги на ногу местными знатоками военного дела в телогрейках и ушанках:
— Счас десантников запустят! — прикурил сигаретку один.
— Не-е, уже «Максим» стреляет, — отверг это предположение второй.
— Самолеты гудят, — не сдавался первый.
— Это ж сразу на захваченную территорию прилетают, немцы. А в конце какой смысл? — смачно сплюнул в снег второй.
Они просто не знали, что на сей раз бои шли за какой-то мифический немецкий штаб в двух десятках километров от Москвы. Паузы между взрывами становились все длиннее. Боевые действия текли вяло. И знатоки разочаровались:
— От пошлепают трохи и все, чтоб деньги сорвать!
Преимущество горошковцев в том, что им за просмотр этих потешных боев никогда платить не приходилось. Но единогласно посчитавшие себя обманутыми и оскорбленными мужики отправились за утешением в соседнюю деревню — в Горошках магазина нет. А вот транспортная проблема с открытием «Линии Сталина» решилась сама собой — теперь маршрутки из Минска идут одна за другой.
Читайте еще
Избранное