«Вилы я не отдам!»

У фермера Василия Кулаченко в пожизненном пользовании 18 гектаров земли. Основные помощники — жена и шестеро детей. 15 лет назад он первым в Брестской области рискнул взять землю и работать на ней. И не жалеет об этом до сегодняшнего дня.

Более того, уверен, что за частной собственностью на землю — будущее. Болеть за коллективное хозяйство, как за свое, убежден наш герой, человек не может по своей природе, как бы ни старались внушить массам обратное.

— Если кто-то вдруг надумает забрать нажитое семьей второй раз после коллективизации — не позволю этого сделать! Вилы я не отдам! Впрочем, больше у меня ничего нет... А если что-то не получается, по-настоящему горюем, — говорит он, — прощупываем все возможные пути, как исправить ситуацию к лучшему. Разве к колхозному так будешь относиться?

А потому зимой встать в три часа ночи и топить теплицу, готовить будущий урожай огурцов и помидоров совсем не в тягость. Именно овощеводство преобладает в специализации этого крестьянско-фермерского хозяйства с романтичным названием «Черемушка». Хотя за 15 лет работы перепробовать довелось многое. Содержали сотню овец, еще больше — нутрий. Со временем мех этих животных обесценился и оказался почти никому не нужным. Так что пришлось сменить специализацию. Фермер не может работать в убыток, ведь его не дотирует государство.

А вообще, слово «фермер» Кулаченко не очень любит.

— Я — крестьянин, — говорит он. — Вот только земли маловато, стану просить еще. Правда, мы здесь и так поджаты со всех сторон огромными комплексами. А где СПК корма будут для них брать? Раньше вокруг деревни зеленая зона была. Там паслись коровы, овцы, бегали куры, гуси шли к реке... Теперь председатель колхоза из ружья в кур стреляет, чтобы на колхозную землю не шли. Что же это такое творится?

Иной раз кажется, что Кулаченко против всего. Например, против бездумной мелиорации, ведь она губит деревья. Поэтому на своей земле холит и лелеет березки. Ровесницы частного хозяйства, они уже высоко смотрят в небо.

— Как только приходит весна или осень, беру лопату и сажаю деревья — березы, яблони, черемуху, шиповник — не важно, какие. Все равно из них польза будет. Какой смысл сеять там, где ничего не вырастет: пусть хоть от ветра, выдувания защищают, — философствует собеседник.

Кулаченко ездил стажироваться к фермерам в Данию и был поражен тем, как у них давно все отработано. Как сумели там поставить работу ветеринаров, санстанций, ведущих инженеров на службу частнику. Сделать полив, вернуть к жизни какое-то оборудование на ферме — их забота. Фермера только предупредят о сроках да еще предоставят кредит. Посредники, реализующие продукцию, не наживаются на фермере, а делятся прибылью поровну. Почему же у нас по-другому?

В том, что деревня умрет, если к ней и дальше будут так относиться, у хозяина из Омелина сомнений нет. Несмотря на близость к областному центру, молодежи в деревне мало. Старые, наклонившиеся хаты доживают свой век. В президентские домики селить из местных уже некого. Найти того, кто бы помог управиться по хозяйству, — настоящая проблема. Скорее смотрят, чтобы дали денег на... выпивку.

Но у Василия все же есть надежда, что его дело будет иметь продолжение. Сам он еще молод, как говорится, пятьдесят с хвостиком. Жена Ольга помогает во всем. Ради этого бросила любимую работу в библиотеке. Правда, меньше книг в семье от этого читать не стали. Старший сын Василий окончил сельскохозяйственную академию с красным дипломом, заместитель отца во всем. Активно помогают младший Кирилл, дочь Варвара.

— Трудимся на земле, — отвечают они, когда спрашиваешь о месте работы.

А ведь еще не забыли, как с насмешкой относились к фермерской семье в начале 90-х. Всего у супругов Кулаченко шестеро детей, как когда-то в настоящей крестьянской семье.

Приехав с поля домой, младший сын Кирилл с удовольствием провел экскурсию по большому двору, где в гараже стоят три трактора, есть оригинальное хранилище из сена для капусты. Далее — склад для семян и импровизированный столярный цех. Ведь фермер мечтает еще и о пчеловодстве, теперь готовит стройматериал. Рядом топилась деревенская баня, и от всего этого веяло какой-то ностальгией — исконным сельским укладом, который мы теряем и который не могут заменить никакие агрогородки.

Специально не стал перегружать читателя цифрами и площадями, урожайностью свеклы, моркови и зерновых у фермера в Омелино. Хотя они действительно впечатляют, и ранее колхоз здесь никогда не получал такой отдачи. Годовая выручка от овощей составляет в год 20-30 миллионов рублей.

— Рентабельность в хозяйстве высокая, — подытожил разговор старший сын Василий, являющийся теперь еще и экономистом, бухгалтером и казначеем хозяйства. — Рентабельность, в нашем понимании, это то, что остается после выплаты всех налогов и погашения кредитов для дальнейшего развития хозяйства. Такие средства у нас имеются.

...На прощание фермер усаживает всех за стол. Импровизированное чаепитие превращается в застолье с борщом и индюшатиной, салом-мясом, капустой и медом. Таких вкусностей пробовать никогда не доводилось. Оказывается, фермерское сало засолено по особому деревенскому рецепту, который держится в секрете.

— Слабый из тебя работник на земле, — оценивающе говорит он журналисту. — Еще пан определял своих будущих мужиков по тому, как те ели. Кто как ест, тот так и работает. Вот видишь, я уже миску «приговорил», а ты сидишь... Да кто так тонко мед мажет? Толщина должна быть на палец, не меньше!..

Представляю, как они там работают!