Вардомацкий: Можно говорить о снижении рейтинга Путина в белорусском массовом сознании

— Вы работали и работаете в разных странах, в том числе в России, Украине, Литве, Армении, Молдавии, Грузии. Сталкивались ли с чем-либо подобным, что переживает сегодня белорусская негосударственная социология?

— Никогда и нигде. И первое, что говорят коллеги: мы не понимаем, как вы выживаете. То есть что наше выживание — абсолютно уникальный случай. Например, Литва, 1991 год, события вокруг телебашни в Вильнюсе, стрельба и ОМОН.

Мои коллеги сегодня вспоминают, как они тогда проводили опросы и как, мол, было трудно. Но, рассказывая это, они осознают, что стрельба была на территории небольшого района, а на остальной части страны протекала нормальная жизнь, и можно было нормально проводить опросы. А в Беларуси сегодня «стреляют» везде — я имею в виду, что соответствующие компетентные органы «приходят» везде.

— В России ситуация с социологией похожа на белорусскую? Ведь российская власть, как и белорусская, активно зачищает гражданское общество (вспомним недавнее закрытие «Мемориала), преследует оппозицию (Алексей Навальный в тюрьме). Социология также находится под давлением?

— Да, но там совсем иная степень жесткости по сравнению с тем, что происходит в Беларуси. Скажем, «Левада-Центр» признан иностранным агентом, но продолжает работать.

Социология в Россия технологически и профессионально сильна. Есть очень крупные и сильные социологические компании, в числе которых «Левада-Центр», ФОМ, ВЦИОМ и др. Во-первых, в России очень мощная социологическая традиция — достаточно назвать Питирима Сорокина, Юрия Леваду, Владимира Ядова (социолог перестройки, кстати, мой учитель).

Во-вторых, именно через Россию в начале 90-х приходили самые современные, самые интенсивные западные контакты. Кстати, знаменитейший американский социолог Рональд Инглехарт работал в России.

…Сегодня в России представлены все глобальные социологические службы с очень большим составом высокопрофессиональных специалистов. Есть и очень мощные региональные социологические компании.

И, наконец, самые топовые фигуры российского истеб­лишмента обладают совершенно другой культурой потребления социологической информации.

— Как бы вы определили отношение Путина к публикации своего низкого рейтинга?

— Конечно, он следит и, если угодно, переживает. Но это другая культура восприятия рейтинговых цифр. И заключается она в следующем: низкий, но опубликованный рейтинг имеет менее отрицательное влияние на общественное мнение, чем неопубликование рейтинга.

Факт непубликации в Беларуси социологических рейтингов — это и есть самый важный социальный факт относительно рейтинговой ситуации Путина и Лукашенко.

— Исходя из данных, которыми вы владеете, что можно сказать о настроениях в белорусском обществе? Каковы геополитические ориентации?

— Если говорить о геополитических ориентациях, то можно говорить о понижении ориентации на Россию и снижении рейтинга Путина в белорусском массовом сознании. По-прежнему, количество белорусов, считающих, что Беларусь должна войти в состав России, колеблется на уровне 3–5 %.

Учитывая, что мы много лет занимались этими исследованиями, динамики в этом вопросе нет. Эти данные также подтверждаются другими исследованиями.