Уязвимые

Олег Рожков

Сын говорит: «Хе-хе-хе, нет никаких вирусов!»

В рамках спецпроекта «УязвимыеХ2», посвященного влиянию эпидемии коронавируса на наименее защищенные группы населения, мать ребенка с онкологией рассказала «Салідарнасці», изменилась ли жизнь ее семьи с приходом пандемии.

Диме, сыну Ани, три года. 9 месяцев назад у него нашли злокачественную опухоль в почке. Из-за низкого иммунитета любой вирус представляет для ребенка повышенную угрозу.

С Аней мы давно и близко знакомы, но последний раз виделись почти год назад. Для безопасности сына ее семья, которая живет в Минске, ушла на самоизоляцию. Поскольку последние несколько месяцев я тоже нахожусь дома, мы смогли встретиться лично.

Только переступив порог, Аня спрашивает, есть ли у меня антисептик. Я брызгаю дезинфицирующее средство ей на руки, им же обрабатываю коробку конфет, которую подруга принесла с собой. Хочется обняться, но, сохраняя дистанцию, мы приветствуем друг друга в духе времени – слегка соприкасаясь локтями.

«Когда уровень лейкоцитов падает ниже единицы, опасен любой вирус»

Согласно данным ВОЗ, онкопациенты входят в группу повышенного риска во время пандемии COVID-19. Особенно те, кто проходит активную химиотерапию. Последняя химиотерапия у сына Ани прошла 14 мая. На этой неделе их выписали из больницы.

— Мы проходим через стандартную схему лечения при онкозаболеваниях, — рассказывает гостья. — Она у всех плюс-минус одинаковая: состоит из химиотерапии, лучевой терапии и операции. Операцию уже сделали, но нужно исключить вероятность того, что раковые клетки пустят метастазы, поэтому лечение продолжается. Сейчас мы были в больнице из-за того, что уровень лейкоцитов упал ниже единицы.

Аня объясняет, что химиотерапия убивает клетки, характеризующиеся быстрым делением. К таким относятся раковые клетки, но не только. Погибают и другие, в том числе и лейкоциты, которые защищают организм от вирусов. После химиотерапии ребенка нужно максимально обезопасить, поскольку любая инфекция может стать губительной.

— Есть такой сленговый термин — «завалиться после химии». Это когда после блока химиотерапии примерно на десятые сутки угнетается костный мозг. Для онкопациентов нормальный уровень лейкоцитов — пятерочка. Когда у тебя 1,5, нужно ложиться в стационар и окуклиться. А если, как у нас, было 0,09 — то ты живешь в больнице и ждешь пока они поднимутся.

Опасным становится любой вирус. Один наш знакомый мальчик умер как раз из-за низкого иммунитета. Бактерии, которые и так существуют в организме, вызвали сепсис, и он сгорел за несколько часов на руках у врачей.

По словам Ани, по протоколам нового времени ее семья начала жить еще до эпидемии коронавируса:

— Мы были на режиме самоизоляции давно. Нет разницы, коронавирус или сезонный грипп, когда лейкоциты на нуле. Так что ко времени прихода пандемии мы уже носили маски, обрабатывали руки антисептиком и сократили все контакты.

Старшая дочка не ходит в детский сад. Я пропустила день рождения лучшей подруги и мамы, как и годовщину смерти папы. Давно не видела бабушку и дедушку, они ведь в другом городе живут.

Понимаю, что в этих мерах есть смысл. Но есть и желание увидеться с близкими, и эти противоречия сбиваются в тяжелый комок.

Взрослеть в больнице

Когда Аня с сыном первый раз оказалась в больнице, ему было около двух лет. Маленький ребенок не особо понимал, что с ним происходит и просто принимал реальность. Но по мере взросления появилась необходимость объяснять и договариваться.

— Он у меня бесстрашный и с характером. Еще год назад залез на двухметровую горку и радостно с нее сиганул. Мое сердце екнуло, но я не запрещаю, не хочу на него переносить свои материнские страхи. Если что-то не по его, он может осознанно пойти на конфликт и это будет рев и расстройство. Но с ним можно договориться. Например, на первом облучении мы играли в космический корабль. Пока идет процедура, нужно лежать смирно с поднятыми вверх руками. Первые несколько выстрелов он вытерпел, а потом руки затекли, пришлось продолжить под наркозом.

Как и все дети, Дима познает мир. Он, несмотря на маленький возраст, пытается разобраться с процессами, которые с ним происходят.

—  Как-то мы, после того как «похимичились», в очередной раз лежали в больнице. Он мне и говорит: «Мама, а поехали уже домой!». Я ему объясняю — пока рано, у тебя еще лейкоциты не выросли. На что он мне в ответ: «А тромбоциты выросли?». До этого мы с ним несколько раз смотрели «Смешариков» про вакцинацию, вот он и запомнил. Так что теперь он шарит. 

Аня шутит, что также, как и президент, ее трехлетний сын не верит в вирусы:

— Поскольку все вокруг говорят о вирусах, эта тема его интересует. На днях захожу в комнату, лежит рисунок. Нарисованы какие-то козявки черные, у которых в разные стороны ноги растут. Спрашиваю: а кто это паучков нарисовал? А он мне: «Это не паучки — это вирусы». А до этого нам подарили микроскоп. И что он первым делом решил через него увидеть? Конечно же вирусы! Естественно, с помощью такой оптики вирусы не увидишь. Но его это только обрадовало. Говорит: «Хе-хе-хе, нет никаких вирусов!».

«Коронавирус добавил людям осознанности»

По словам Ани, медики на местах принимают все возможные меры для того, чтобы обеспечить безопасность детей в больнице:

— Меры у нас вводили по нарастающей. Сначала посетителей перестали пускать в отделение, потом в больницу. А сейчас даже передачи только через персонал, а все пакеты обрабатываются антисептиком. Если раньше был один вход для всех, то сейчас потоки людей разделили. Один вход в поликлинику, другой – в стационар, третий – в отделение трансплантации.  Антисептики на каждом шагу. На входе продают маски — хоть обвешайся.

В отделении и до пандемии был масочный режим, а в каждом помещении стояли антисептики. Но далеко не все этот режим соблюдали. Аня признается, что даже она не каждый раз обрабатывала руки при входе в помещение:

—  Ковид добавил людям осознанности. Я сама иногда ленилась лишний раз продезинфицировать ручки – теперь нет. Для тех, до кого не доходит, несколько раз в день объявляют по громкоговорителю, что за несоблюдение режима лишат больничного.  Некоторых только это мотивирует. На маленьких детей очень сложно надеть маски, но поскольку в них теперь ходят все, они тоже соглашаются.

По словам собеседницы, сейчас в отделениях стало более безопасно. Раньше инфекции могли разноситься по всем палатам.

— После Нового года в инфекционном отделении было несколько карантинов. Первый — из-за ротавируса, какого-то очень заразного. Переболели почти все палаты. Второй был из-за ОРВИ, но болели уже не так массово.

В то же время новые меры предосторожности позволяют сдерживать распространение COVID-19.

— У всех постоянно меряют температуру. Если поднимается, то сразу изолируют в отдельной палате в инфекционном отделении. Там тебе делают тест на ковид. Если тест положительный, то переводят в другую больницу. Недавно у одной мамы и ребенка выявили коронавирус. Их сразу же перевели в инфекционку, а весь этаж перекрыли на карантин. Новых случаев не было.

Игрушки заболели

Обратная сторона безопасности — опустевшие коридоры без детей и радости. До пандемии в больнице постоянно проходили развлекательные мероприятия. С детьми играли клоуны и аниматоры. В холлах выступали джазовые музыканты. На Новый год был маскарад — Дима надел костюм крокодила, а Дед Мороз вскарабкался с подарками через окно.

— Сейчас игровые комнаты закрыты. Они прозрачные и напоминают аквариумы, в которых за стеклом скучают игрушки. Я малому объясняю, что игрушки болеют, поэтому пока с ними нельзя играть. Аниматоров в отделение не пускают, но на днях они устроили выступления во дворе, чтобы дети смогли посмотреть на шоу через окна.

Одна из самых тяжелых мер, которую ввели для безопасности детей, запрет на контакт с матерью после операции:

— Маленький ребенок еще не осознает себя без мамы, он не умеет быть один. Ему нужна защита. Первые несколько дней после операции дети спят под морфином. На третий день дозу снижают, ребенок просыпается – а мамы нет. До ковида можно было посещать ребенка хотя бы на несколько часов – сейчас нельзя.  

Меры, которые ввело государство, неадекватные

Аня, пользуясь случаем, благодарит медиков:

— Я хочу поблагодарить всех медработников. Они все хорошо организовали на местах, у них все четко. Но очевидно, что те меры, которые вводит государство, неадекватные.

Хотелось бы, чтобы у нас ввели карантин. Я ввела свой личный. Но нельзя всю ответственность за личное здоровье перекладывать только на людей — это неправильно. Я соблюдаю все правила личного дистанцирования, но есть люди, которые не принимают никаких мер. А я пользуюсь с ними одним подъездом или транспортом.

За это время я один раз спустилась в метро. В вагоне было только два человека в масках, и то — рот прикрыли, а нос наружу.

Нужно людей как минимум учить, а если не доходит — вводить ограничительные меры. Очевидно, что сейчас, учитывая всю картину, мы пожинаем плоды нашего легкомыслия.

(Имена изменены по просьбе героини)