Беседка
Сергей Щурко, «Прессбол»

Спартак Миронович: Когда наших бьют, надо бежать. Лучше с палкой

Он верен себе. «Извини, конечно, но давай обойдемся без юбилейного интервью...» — Спартак Миронович отвлекается ровно на миг и возвращается к тренировке армейской юниорской команды. Александр Каршакевич, расположившийся за судейским столиком здесь же, не может скрыть улыбку.

Фото ska-minsk.by

Миронович замечает это и добавляет: «Понимаешь, страна у нас удивительная, пора бы уже всем спокойнее стать. А то дашь интервью — одному не понравится, что о нем не так сказали, другому не понравится, что о нем вообще не сказали. А третьему… Поэтому напиши так: Миронович выразился в том смысле, что все они молодцы! Все идеальные, очень умные и во всем разберутся без меня. И все, большого интервью не будет».

Каршакевич смеется, а Миронович окончательно возвращается к тренировочному процессу.

Конечно, все должно быть не так. Присесть надо бы Спартаку Петровичу, которому 20 июня исполняется 80 лет.

Вообще это круто. Даже если Миронович откажется от юбилейного интервью — просто посидеть вот так с ними на тренировке. Посмотреть и послушать людей из своего детства. Оно хотя и было советским, но дало всем белорусам чувство, которое, боюсь, вряд ли мы сможем ощутить снова. Когда минский СКА сметал в пыль лучшие клубы мира — часто с умопомрачительной разницей в счете, и всем нам это казалось вполне обыденным.

Было время… И как же быстро пробежало. Кажется, Каршакевич думает о том же, отложив телефон и не очень внимательно наблюдая за атаками молодых армейцев в двусторонке.

Но вот Миронович наконец отдает бразды правления помощнику и подходит: «Серега, ну что нам о гандболе говорить? Ты же видишь, люди мяч в ворота забросить не могут! Лучше расскажи, какие у вас там планы с командой красавиц? Во Львов же вроде собирались?»

Приятно встретить знающего человека. И по его сверкающим глазам понять, что он вполне мог бы тренировать любую женскую команду — есть у него и чувство прекрасного, и ирония, и юмор, без которого никуда. Даже странно, что ему никто не предлагал сменить амплуа. И в свои 80 он огурец. Взял на столе связку ключей и совсем по- приятельски обратился ко мне: «В конференц-зале сядем?»

И, конечно, не увидел улыбку Каршакевича за спиной. Мол, в этой мизансцене весь Дед. Хотя, с другой стороны, каким еще должен быть тренер лучшей белорусской команды XX века?

— Что чувствует мужчина накануне своего 80-летия?

— Я уже не чувствую, а желаю. И только одного: чтобы все это быстрее закончилось. Ощущения отвратительные. Человек, которому исполняется столько лет, может радоваться лишь тому, что он до этой даты дотянул. Ну если еще что-то путное успел совершить, то это греет.

— Вот поэтому вам и будут произносить 20 июня замечательно однообразные речи. О вкладе в белорусский, советский и мировой гандбол, о чувстве радости, которое приносили ваши команды болельщику…

— Все это я уже слышал в разные периоды своей жизни, в разных интерпретациях и от самых разных людей. Настолько часто, что все уже поросло быльем.

— Слушаете это все и, наверное, думаете: «Может, хватит?»

— Я же не могу людям сказать об этом. Пусть говорят. Комментировать мне как-то неловко. Что поделать, у юбилеев свои правила, много слов. Надо слушать. Люди же к тебе пришли.

— А как насчет жизненных истин, настигающих человека в почтенном возрасте? Мол, зрелые люди жалеют не о том, что мало работали, а что мало путешествовали, отдыхали и уделяли внимание близким.

— Обычно так человек говорит в самом конце жизни. Я не тороплюсь, поэтому ограничусь банальностью — не жалею ни о чем. Делать заметки на полях, мол, тогда надо было поступить так, а затем эдак, не буду. Смысл? Уже ничего не исправишь.

— Тогда дайте житейский совет. Например, мне...

— Живи достойно. Делай, что нравится. Не трать время на то, что нужно совершать через силу. Ну и не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня.

Нам всегда кажется, что это мы еще успеем. Времени много, а оно сыплется как песок сквозь пальцы. Оглянулся — а все, ничего не вернуть и во вчера не возвратиться. Торопись жить.

Хотя давать советы — дело неблагодарное. Человек все равно сделает то, что хочет. Пока не перекурит, не перепьет, не убьет себя наркотиками — не задумается, правильно ли он живет.

— Людям свойственно тянуться к праздности. И да, пить, гулять, вкусно есть...

— Здесь не согласен. Девок красивых ты забыл.

— Это до какого-то возраста. А чем потом наполнить жизнь?

— Вот в этом и есть вопрос для супервзрослых людей. А дальше будет только то, что было со всеми до тебя, что предначертано судьбой и богом. Верю ли я в бога? Ну в кого-то же надо верить, чтобы не ощущать бессмысленность своего существования на земле. Если не бог, то кто?

— Интересно, как будущий тренер Миронович учился в институте физкультуры?

— Нормально. Во всяком случае, тогда мы знали, что такое легкая атлетика, борьба, бокс, акробатика. Посещали все занятия, сдавали зачеты и почти по всем видам имели третий разряд. Сейчас, думаю, такого и близко нет.

Мне, например, легкая атлетика всегда легко давалась. У меня в донецком техникуме физкультуры была специализация — бег на 800, 1500 и 5000 метров. Бокс тоже с детства нравился. Полезный вид, развивает чувство дистанции, у него много общего с гандболом.

Однажды в СКА даже свой боксерский турнир устроили. Каршакевич должен помнить. Бились парами. До первого нокаута. Тут же закончили и больше не проводили. Решили, что не надо.

— Хоть раз в нокауте бывали?

— По голове мне нормально попадали, шрамов хватало. Но так, чтобы наглухо вырубить, не было вроде. Раньше драки были явлением привычным. Например, наш донецкий техникум на завод имени Сталина.

— Вывеска.

— Какой-то подоплеки не существовало, просто так было принято — мериться силами с соседями. У нас разбирались все шведские стенки, сражались деревянными палками. У заводчан возможностей побольше, и оружие было более изощренным — заточенные металлические пруты из арматуры. При желании ими можно было человека разрубить.

— Как против таких волков?

— Побеждали за счет тактики и хорошей физподготовки. Вначале забрасывали кусками кирпича, а потом, когда они начинали зализывать раны, атаковали второй волной. Фильм видел про Спартака? Там они тоже вначале камнями закидывали, а уж потом…

— Со Спартаком, не Петровичем, понятно, все его бои имели практический смысл. А вы- то за что бились?

— Если бы кто-нибудь знал… Прибегает один с круглыми глазами: «Наших бьют!» И все, как не побежишь своих выручать?

Переехал в Минск, думал, хоть здесь такого не будет. Как же. Дверь нараспашку — влетает и тоже с вытаращенными глазами: «Наших бьют!» Бежишь как ошпаренный на улицу, а там — студенты из политехнического. Мне кажется, по всей стране такое было — дрались район на район, улица на улицу.

— Идиотизм или школа жизни?

— Трудно сказать. Все нужно оценивать результатом. Есть победа — значит, все хорошо. Если кого-то убили или сломали, то плохо, проиграли. Такой тогда был стиль жизни — способ проведения досуга. Это сейчас все за компьютерами. А раньше или драться, или мяч во дворе.

Каршакевича возьми. Он еще тряпичный мяч гонял с утра до вечера. И пришел к нам уже отлично подготовленным в физическом плане. Одинаково хорошо мог играть и в гандбол, и в футбол, и в волейбол.

— Вместе с Каршакевичем вы прошли путь от детского тренера до олимпийского золота. Много сегодня молодых приходят к вам за наукой?

— Сейчас все есть в интернете. Многие так и поступают, секреты ищут там. Но и приходят тоже. Имею в виду молодых армейских тренеров, которых собрал Павел Владимирович Галкин. Конечно, хотят, чтобы я дал пару каких-то упражнений, с которыми завтра можно было бы всех обыграть. Но так не бывает. Тренерский труд — это тяжелая многолетняя работа. Даже для того, чтобы показать средний результат.

— Знаменитый волейбольный тренер Вячеслав Платонов сказал как-то, что грамотный специалист учится всегда, даже в самых неожиданных ситуациях и у самых неожиданных людей. У вас такое бывало?

— А как же! Город Львов, турнир молодежных сборных социалистических стран «Дружба». Тогда я возглавлял вторую сборную СССР и мы успешно играли против всех соперников. И вот перед нами команда Польши с восходящими звездами Ежи Клемпелем и Яном Матусским.

Этот Ян был очень умным и шустрым. В каждой игре перехватывал по десятку мячей и убегал в контратаку. Как против него играть? И вот один инженер, который не имел никакого отношения к гандболу, предложил: «Может, взять его персонально?»

— Где, в собственной атаке?

— У нас родился такой же вопрос. Нормальному специалисту, который более или менее разбирается в гандболе, такое и в голову не пришло бы. Но человек, свободный от подобных предрассудков и какой-либо логики, предложил именно такой вариант.

И знаешь что? Мы воспользовались его советом. Прикрепили к Яну линейного. Тот сковывал его действия, двигался за ним по всей шестиметровой линии.

В итоге поляк не сделал ни одного перехвата. А я понял, что людей надо слушать, даже если они говорят глупости. Как вначале это может показаться.

Еще мне нравилось смотреть, как хоккеисты менялись пятерками. Сейчас такого нет, а раньше у тренеров ведущих команд были устойчивые сочетания. Одна пятерка атакующая, другая оборонительная, третья сдерживающая и так далее. И вот два наставника, как шахматисты, выбирали, кого лучше двинуть против соперника — тех или этих.

Смотришь на них и понимаешь, что игроки в гандболе тоже делятся на забивающих и обороняющихся. И можно точно так же наигрывать трех-четырех ребят исключительно для ведения защитных действий.

— Соперников впечатляло, когда минские армейцы чуть ли не целой командой садились на скамейку после успешной атаки — и так же шустро выскакивали на площадку, после того как их коллеги отбивались у своих ворот. Белорусская находка.

— Да, у нас были ярко выраженные защитники и нападающие. Зачем учить Тучкина защищаться, если его задача забрасывать? Есть люди, которые сделают это лучше. Тот же Мосейкин или Сапроненко.

А есть и другая польза — спортсмену важно давать передышку во время игры, чтобы он мог посмотреть на нее со стороны. Миша Якимович любил присесть на скамейку, чтобы понять, как действует противник в обороне. Найти лазейку, через которую можно проскочить и забить. Вот он посидит минут десять, пошурупит, а потом выскакивает — и кладет три штуки.

— Вы всю жизнь тренировали один клуб. Да и то мужской.

— Женский мне никто не предлагал. А я как-то и не рвался. Помнишь, как говорили в фильме «В джазе только девушки»? «Вообще-то я мужик». — «Ничего, у каждого свои недостатки».

— Кто для вас был самым загадочным гандболистом?

— Хм… Своих-то армейцев я как облупленных знал, а вот в сборной встречались люди типа Славы Атавина. Надо было понять, как себя с ним вести.

Человек удивительный. Я так сказал бы: прямой и честный. Что подумает, то и скажет. Что задумает, то и сделает. Он потом в Германию поехал играть. После матча разбор идет, понятно, что Слава по-немецки ни бельмеса, но один из немцев что-то сказал, назвав фамилию Атавин. И все захохотали. Что делает Слава? Мгновенно тому по балде.

— Ушел на раз?

— Не то слово. Атавин был гандболистом выдающейся комплекции — высокий, мощный и сухой. На Олимпиаде-88 первый матч играем с югославами. Команда классная, но неприятная. При любом контакте они начинают апеллировать к судьям и зрителям, привычное для них дело.

И был там такой Сарачевич — левша. Он вначале на семь-восемь метров стал, но увидел взгляд Атавина... Нехороший, прямо скажу, взгляд. И ушел куда подальше. Пропал с радаров. Мне нравятся такие игроки, как Слава, — у них характер есть.

— Наверняка встречались и те, на кого нельзя повышать голос ни при каких обстоятельствах.

— Ни на кого нельзя повышать. Ни вчера, ни сегодня. Ну наорал ты на него, а он тебе в ответ: «Да пошел ты на…» И что дальше? Сегодня самое большое оскорбление для игрока, если тренер махнул на него рукой.

— Иногда приходится махнуть, если ничего нельзя поделать. Правда, что Евгений Сапроненко по прозвищу Жорж лишился места в команде после того, как нетрезвым перебежал дорогу правительственному кортежу в центре Минска?

— Было дело. Сразу стал невыездным. Командой ведь занимался не только Миронович или Спорткомитет, но и компетентные органы. С нами всегда кто-то ездил. А тут такой случай.

Мы ничего сделать не могли. Как и в случае с Володей Михутой, я уже рассказывал об этом. Его не пустили в Румынию на чрезвычайно важный для нас поединок. А почему? Он рассказал родным, что ему сделали предложение западные немцы.

Два случая — итог один. Даже партийное руководство оказалось бессильным. Хотя Володя нам в Румынии был очень нужен. Нет и все. Так там просто кто-то где-то кому-то что-то шепнул. А тут Жорж во всем великолепии. Не хочу вспоминать, чтобы его не обижать. Хотя он и сам вроде остался обижен. Рассказывал в интервью, как в СКА пили. Если это где и было, то не сильно большое достижение об этом распространяться. В жизни бывают вещи и поинтереснее, чем выпивать и куролесить.

— Кто-нибудь из республиканской партийной верхушки испытывал любовь к гандболу?

— Самый большой уровень для нас — командующий Белорусским военным округом. В партийной иерархии тех лет он занимал достойное место — где-то на уровне второго секретаря ЦК КПБ. После каждого выигрыша европейского кубка попадали к нему на прием. Такие победы сами по себе были явлением незаурядным — даже для советского спорта. Чего уж говорить о нынешних реалиях. Даже подумать неловко, что какой-то белорусский клуб может стать победителем Лиги чемпионов, не то чтобы сказать об этом вслух.

А вообще, это все по слухам, проверить уже трудно. Машеров как-то сказал, обращаясь к командующему округом Зайцеву. Мол, что у вас там с гандболом? Говорят, взяли СКА под крыло? Буквально пару слов. И этого хватило, чтобы волшебным образом началось движение. Команду стал опекать Алексей Иванович Семеренко — замкомандующего, и мы почувствовали, что такое настоящее внимание.

— Ничего не изменилось в этом мире. Если бы батька интересовался гандболом так же, как и хоккеем, минский СКА с бюджетом хоккейного «Динамо» боролся бы за победу в Лиге чемпионов.

— Трудно сказать, мы не пробовали. Желание есть, но нет возможностей. Помнишь, из какого это фильма?

— А то. Вы, кстати, когда последний раз встречались с президентом?

— Когда открывали Дворец спорта «Уручье», он спросил: «А где Миронович? Тут? Давай сюда. Ну как мы вам зал?» Спасибо, говорю, наконец-то мы здесь будем как хозяева, а не как гости.

К сожалению, этого не случилось. Дворец же не принадлежит СКА.

— А ведь звали вас когда-то в Брест...

— Можно было бы поехать, там и хлеба другие, и отношение, и игроки. Но СКА есть СКА. Я ведь не только ленивый, но еще хочу и сам делать гандболистов. Как в Сеул или в Барселону — когда к тебе пришли ребята в 15 лет, а потом стали олимпийскими чемпионами.

Выиграть что-то за счет приглашения хороших игроков не очень радостно. Считаю, небольшое достижение по сравнению с хозяевами этих клубов, которые сумели заработать немалые деньги.

Фото Юлии Чепы, goals.by

— Вам денег на жизнь хватает? Читал в интервью вашей супруги, что если бы муж не работал, на его пенсию «мы точно не прожили бы».

— Моя пенсия за особые заслуги перед страной чуть больше 400 рублей. Но стоит ли об этом говорить?

— Плохая популяризация спорта. Если у самого Мироновича она такая, что говорить о других? Хотя вы тренировали армейцев и в отставку могли выйти в хорошем звании…

— Полковником. Но чего-то бегал я от погон, не на мой характер эти армейские порядки. А сейчас, выходит, зря. Пенсия была бы посерьезнее.

Но вообще-то я не разбираюсь в этом вопросе. Вот если кто-то из ребят не даст передачу в линию, когда она просится, это вредительство. А кто тут пропустил — речь же, как сам понимаешь, не об одном мне — не знаю.

— В 2011 году у вас случился инфаркт. Знак?

— Не думаю. У кого-то он и в 30 лет бывает. Поставили стенты — и живу дальше.

— Нельзя волноваться, перетруждаться, да?

— Это если с сердцем проблемы. А у меня была закупорка сосудов, сейчас-то кровообращение нормальное. Ну, потом еще кое-что подлечили. Такой возраст, что нельзя без ремонта.

— Но все равно приходится работать.

— Так мне это в удовольствие. Интересно же прийти погонять молодежь. Не знаю, фанатизм это или нет, но мне хорошо, когда я в зале.

— Молодых понимаете?

— Я всю жизнь подстраивался под систему. Были какие-то комсомольские собрания, потом с «подавальщиками» надо было разбираться, что-то придумывать. Каждый раз новые заботы. И если нормальный тренер, то он со всеми найдет общий язык. Это же наши дети и внуки.

— Какая сейчас мотивация у молодежи в спорте?

— Как и раньше — выбиться в люди. Смотрят на хоккеистов, футболистов, теннисистов и понимают, что можно стать богатыми людьми. Шанс, правда, не очень большой, но есть.

А затем человек втягивается и начинает чувствовать азарт и руководствоваться уже другими мотивами. Спорт — он как наркотик. Я после окончания карьеры бегал вокруг озера, играл в теннис. Привыкаешь быть в движении. И дети твои потом будут в нем. Потому что перед глазами пример родителей.

— Дети-то, говорят, уже не те.

— Все ровно наоборот. Народ на самом деле крепчает и становится здоровее. Растет продолжительность жизни, она делается комфортнее. Антропометрия тоже увеличивается. Раньше мы Мишу Василевского везли из Бреста — и радовались, что нашли парня два метра ростом. А сейчас их десятки вокруг ходят.

— У вас две дочки...

— Нормально устроены в жизни. Одна врач, работает кардиологом в Германии, имеет ученую степень доктора. Другая в Латвии, начальник по координации проектов. Один внук уже дома, двоих внучек жду, все приедут на юбилей.

— После всего этого хорошо бы в отпуск — за рубеж.

— Мне и на даче хорошо.

— Ну, море-то не хуже.

— Пожалуй. Давненько не был. Но опять же, полежал на песочке, а что потом? С возрастом человек другим становится.

— После восьмидесяти людям, наверное, уже ничего не хочется.

— Иногда хочется, скажу по секрету. Приснится что-нибудь такое... Проснешься, лежишь и вспоминаешь, сколько тебе уже лет. Хотя все зависит от партнера. Расскажу тебе одну историю не для интервью, хочешь?..

Фото Вадима Замировского, TUT.BY

Конечно, хочу. Мы выходим из спортзала на Филимонова и прощаемся. «Жду на юбилее, чего смурной такой?» — «Как-то неудобно за страну — столько сделали, а пенсия 400 рублей…» — «А ты плюнь». Петрович машет рукой и садится в авто, чтобы ехать на любимую дачу.

Но все-таки я о чем-то его не спросил. И эта мысль не давала мне покоя все интервью. Вспомнил только назавтра, когда проснулся без сновидений в свои-то юношеские почти 50.

Мужик! Тот самый инженер, который неожиданно оказался на установке молодого тренера второй сборной СССР Спартака Мироновича. Как проник? Почему никто не выставил, не вмешался, и зачем он вообще полез со своими удачными предложениями? Но потом я понял. Надо ехать во Львов. Мужика, конечно, не найду, но сделаю наконец то, что давно уже хотел, — в городе, где тридцать лет назад служил в армии.

Не надо откладывать на завтра то, что нужно было сделать еще вчера. Спасибо за урок, тренер!

Спартак Миронович: «Пока мы делали атомные бомбы, немцы строили «Мерседесы»

Оцените статью

1 2 3 4 5

Средний балл 0(0)