Когда это действие появляется, когда появляется понятная точка приложения усилий, поверьте, даже враждующие фракции довольно быстро объединяются.
Шрайбман: «Вполне вероятно, что исторического окна возможностей для смены власти в 2020 году у Беларуси просто не было»
Политический аналитик — о том, почему в демократических силах нет согласия, и были ли реальные алтернативные сценарии свержения Лукашенко в 2020 году.
— Я считаю, что это в природе либеральных движений в изгнании — ругаться между собой. Потому что либералы очень плохо ходят строем, — объясняет Артем Шрайбман процессы, происходящие в беларусских демократических силах, в интервью российской блогерке. — Когда у вас на горизонте нет понятной достижимой цели, вы найдете гораздо больше поводов для споров, чем для консолидации.
Потому что непонятно, зачем консолидироваться, если прямо сейчас нет действия.
А те, кто не объединяется, просто теряет релевантность в этот момент. Это история Беларуси 2020 года. Не все тогда поддержали Тихановскую и вообще трех этих женщин (Светлану Тихановскую, Марию Колесникову и Веронику Цепкало, объединивших предвыборные штабы — С.)
И эти люди перестали быть релевантны в глазах массового избирателя. А остальные объединились, пусть и временно. Потому что во время процесса активной политической динамики объединение приходит само.
Потом наружу выходят амбиции — это естественный процесс. Его невозможно преодолеть. И я не считаю, что это всегда нужно —искусственно его преодолевать.
Тем не менее, по мнению политического аналитика, у беларусской оппозиции в любом случае есть общая точка опоры.
— В случае с беларусской оппозицией определенное единство им придает уникальная история генезиса, то, что Тихановская возникла на выборах. Такой уникальный мандат есть мало у какого лидера оппозиции.
Если бы у нас не было Тихановской, уверен, ситуация в беларусской оппозиции была бы очень похожа на российскую. Это была бы такая же среда из разных, иногда друг друга ненавидящих еще больше, чем своего диктатора, центров силы, — считает Шрайбман.
В отличие от многих беларусов, рефлексирующих сегодня по поводу событий 2020 года, он не считает, что тогда действительно были какие-то альтернативные сценарии, которые бы привели к уходу Лукашенко.
— В целом 2020 год — это историческое событие для Беларуси и ни о каком его забвении или, как говорит Лукашенко «переворачивании страницы», и речи быть не может. Причем ни с одной из сторон.
Этот год изменил Беларусь, беларусское общество, беларусскую власть, взгляд на Беларусь в мире, отношение беларусов самих к себе. Как это — забыть одно из самых главных событий последних ста лет в беларусской истории? Это просто невозможно.
Мог ли кто-то тогда что-то сделать иначе? Конечно же, мог. Вопрос — кто?
Рассматривая события 2020 года детально, сложно найти конкретного актора со стороны протеста, кто мог, должен был, имел такие полномочия или способность как-то повлиять на ход истории.
Поколения лидеров этого протеста менялись каждые пару месяцев — не лет, а месяцев. То есть появились одни люди, их посадили, через пару месяцев появились другие, их посадили или выгнали из страны, на арену вышли третьи и т.д.
В какой момент кто из них и в какой степени мог повлиять на траекторию протестного движения — очень большой философский вопрос. Я скорее склонен думать, что индивидуально никто.
А какой-то грандиозной штабной стратегии, которая бы объединяла этих людей, не было. И протест был настолько массовым, насколько и децентрализованным.
Ни один политический лидер — ни Светлана Тихановская, ни Мария Колесникова, ни Виктор Бабарико или кто-то другой — не управляли этими протестами и даже практически не выступали на них. За редким исключением первых маршей, на которые еще успела сходить Колесникова.
Смысл в том, что не было прямой связи между этими людьми и протестным движением, как между лидером и его последователями. Это были пересекавшиеся, но не тождественные политические сущности. Это важно и принципиально осознавать, когда мы думаем ретроспективно, кто и что мог сделать иначе.
Скажу больше, если бы кто-то из выше перечисленных в какой-то момент заявил нечто вроде «давайте, расходимся» или, наоборот, «давайте брать штурмом дворец», есть серьезная вероятность того, что ни одну из этих инструкций люди на площадях просто бы не послушали.
Потому что никакого управления со стороны политического лидерства не было. Поэтому диапазон альтернативных сценариев в руках лидеров был очень ограничен.
Если говорить о людях, обществе, которое вышло протестовать, здесь еще сложнее атрибутировать кому-то эту роль — кто и как должен был поступить иначе. Это абсолютно непонятно, потому что происходящее во многом было стихией, эмоцией, реакцией на конкретные действия власти.
Это был протест против насилия. Поэтому с сегодняшней колокольни говорить о том, что надо было быть посмелее, например, немножко противоречиво в отношении самой сути протеста, которая заключалась в отрицании насилия. Он и такое количество людей смог собрать именно потому, что строился на пацифистской антинасильственной основе.
С другой стороны, говорить людям с высоты понимания проблем, которые наступили сегодня, что тогда вы должны были остановиться или зачем вообще начинали, тоже странно, потому что это была цепочка естественных человеческих реакций на то, что люди видели.
На довольно вопиющее поведение власти во время ковида, на еще более вопиющие фальсификации на выборах и на просто беспрецедентный уровень пыток и насилия на улицах.
Эмоциональные реакции масс людей неконтролируемы в ручном режиме, как часто себе это представляют, когда задним числом анализируют ошибки или недочеты протестного движения.
И самое важное, что еще нужно понимать, когда мы представляем себе альтернативные сценарии истории — мы не знаем, привели бы варианты более амбициозного поведения протестующих к успеху с точки зрения долгосрочного результата для Беларуси.
Есть немалая вероятность того, что исторического окна возможностей для мирной и даже немирной смены власти в 2020 году у Беларуси просто не было.
Потому что если мы представим себе ситуацию, когда бы беларусы в 2020 году повели себя так, как украинцы в 2014-м — нашлись бы боевые отряды, оружие, люди, готовые занимать административные здания, люди во власти, готовые присоединиться к оппозиции — в беларусском сюжете довольно быстро нашлась бы и Росгвардия, которая уже стояла на границе.
И это не скрывалось, это рекламировалось двумя лидерами России и Беларуси. Поэтому очень большой вопрос, была ли вообще у беларусов дорога к понятному отстранению от власти Лукашенко в тот момент без того, чтобы его, условно говоря, не арестовал ближний круг.
В том, что в руках кого-то персонально и даже протестного движения в целом были некие реальные рычаги для этого, я не уверен, — отметил политический аналитик.
Читайте еще
Избранное