«С точки зрения международного права Беларусь является соучастницей военной агрессии»

Оппозиция призывает международное сообщество признать территорию Беларуси оккупированной. По мнению политиков, Лукашенко «уже не контролирует армию и военных, у него нет контроля над территорией, ведь с нашей земли уже запускают ракеты и самолеты» в сторону Украины.

7 апреля Лукашенко заявил, что никаких переговоров между Украиной и Россией без участия Беларуси быть не может, «коль нас в это ввязали»: «Три славянских народа должны наконец-то, осознав то, что происходит в мире в глобальном плане, сесть за стол и договориться». И подчеркнул, что «никаких сепаратных договоров за спиной Беларуси быть не может».

Ранее, напомним, правитель заявлял, что сам предложил Путину оставить часть его войск в Беларуси после учений, и выразил поддержку Москве.

Все происходящее на сегодня делает ли нашу страну соучастницей агрессии? Или мы все же находимся под оккупацией и какие тогда последствия ожидать? Санкции вслед за Россией, мы уже получили. «Салiдарнасць» беседует с экспертом по международному праву, кандидатом юридических наук Екатериной Дейкало.

— Екатерина, что такое оккупация с точки зрения международного права?

— Когда вооруженные силы одной страны занимают территорию другой страны целиком или определенную часть. И не просто занимают территорию, а способны ее эффективно контролировать. Что это значит?

Во-первых, оккупационная власть устанавливает свою администрацию, где поддерживает определенный порядок. Во-вторых, издает распоряжения и обеспечивает их выполнение.

Смысл в том, что оккупанты либо насильно убирают предыдущую власть, либо та власть потеряла контроль над территорией, что называется сдала ее. Захват необязательно должен быть насильственный.

Такое понимание оккупации подтверждено и судебной практикой. У международного суда ООН есть два дела: строительство стены в Палестине (консультативное заключение 2004 года) и вооруженные действия на территории Конго со стороны Уганды. Также был Международный трибунал по бывшей Югославии.

— Должна ли армия быть враждебной по отношению к занимаемой территории? В Беларусь же пришли союзники с точки зрения официального Минска.

— Ключевой момент — контроль территории, то есть просто дислокации недостаточно. Дело даже не в том, что это союзники, потому что история знает примеры, когда этот статус менялся, а в том, что российская армия зашла в Беларусь по согласию — на учения. Согласие — одно из обстоятельств, исключающих ответственность в международном праве. Если ты настолько зависим экономически и политически и не можешь отказать России, это твои проблемы, но это не нарушение.

И осталась российская армия тоже по согласию, Лукашенко заявлял, что он предложил это Путину. Тот факт, что они здесь остались, сам по себе не является нарушением международного права. Другой вопрос, что они начали делать с территории, на которой остались.

Но мы сегодня не можем сказать, что гражданские власти Беларуси подчиняются прямым приказам российских властей. Более того, сегодня нет доказательств, что и военные власти подчиняются России.

С нашей территории запускают ракеты. Кто их запускает? Одно дело, если за пультом сидит белорусский военный, которым управляет российский полковник, но у нас нет ни одного факта, подтверждающего это. И совсем другое дело, если за пультом сидит российский военный, который подчиняется своему российскому начальству.

То, что происходит в Беларуси, нельзя назвать оккупацией. Скорее, это соучастие в преступлении. То есть белорусская власть, не признанная международным большинством, но все-таки контролирует территорию.

Ни офис Тихановской, ни другие альтернативные силы не могут осуществлять эффективный контроль ни над одной частью территории Беларуси. Режим Лукашенко согласился участвовать в нарушениях международного права и помогать России. И согласился исключительно ради своей выгоды, чтобы сохранить власть, а не потому, что пригрозили разбомбить несколько белорусских городов за отказ пускать на территорию российские войска.

Ведь нет ни одного факта, указывающего, что Лукашенко пошел на такой шаг из-за реальных угроз. Нет ни одного заявления ни от Лукашенко, ни от его сторонников, что они осуждают войну и выступают против ввязывания Беларуси в эту кампанию. Я уже не говорю об активном противостоянии. Они не пытаются отгородиться от этого, наоборот, демонстрируют всяческую поддержку России. Это позиция, что является одним из доказательств в международном праве.

— Если Беларусь нельзя признать оккупированной территорией де-юре, можно ли говорить о признании де-факто? Светлана Тихановская, в частности, заявляет, что «Лукашенко уже не контролирует армию и военных, у него нет контроля над территорией, ведь с нашей земли уже запускают ракеты и самолеты».

— Чтобы заявлять, что Лукашенко не контролирует армию, нужны серьезные доказательства. То, что его отстранили от принятия решений, а Совбезом командуют российские генералы, не более, чем просто слухи.

Более того, мы видим, что он продолжает встречаться (7 апреля анонсировал очередной визит, — С.) и созваниваться с Путиным, согласовывая совместные действия. Он выезжал на учения, проводит заседания с силовиками, а они, в свою очередь, при любом удобном случае ссылаются на его одобрение.

Лично у меня нет впечатления, что Лукашенко потерял контроль над белорусской армией. Так что я считаю, что и де-юре, и де-факто нельзя признать территорию Беларуси оккупированной.

— А что дает признание территории страны оккупированной? Оппозиция считает, что это помешает размещению ядерного оружия, например.

— Причем здесь оккупация? Если Лукашенко и Путин договорятся, ядерное оружие будет на нашей территории, независимо от того, как Беларусь будет воспринимать международное сообщество.

Фактическое состояние оккупации накладывают обязательства на оккупанта вести себя определенным образом. Например, запрещено заставлять служить в оккупационных войсках или принимать участие в военных операциях.

Признание территории под оккупацией может быть полезно, если дойдет до разбирательства об ответственности Беларуси за участие в агрессии.

— Чтобы не платить репарации?

— Совершенно верно. Даже если территорию нашей страны не признают оккупированной, это не мешает в случае разбирательства говорить о нелегитимности власти, глубокой экономической зависимости от России, о лишении народа законных возможностей протестовать против втягивания страны в агрессию.

Все это должно учитываться при назначении ответственности, размера компенсации. Но остаться безнаказанными не получится. Беларусь уже признана на международном уровне соучастницей, это значит, что новому правительству однозначно придется решать этот вопрос с Украиной. У меня нет иллюзий, что нынешняя власть хотя бы попытается это сделать.

Если взять спектр дел, которые решал Международный суд ООН, то размер компенсации определяется отдельным решением. Сначала дело рассматривается по существу – были ли нарушения, уже потом – о деньгах. Так вот, за всю историю суда было только два дела, когда рассматривался вопрос о компенсации. Как правило, стороны договариваются сами, когда суд уже постановил, что нарушения были.

Некоторые нагнетают, мол, на Беларусь ляжет ярмо, мы до конца жизни будем платить дикие репарации… Это вопрос желания двух сторон быть добросовестными в отношениях и урегулировать свой спор. Украина не может не принимать во внимание ситуацию в Беларуси, несмотря на то, что наша территория не является оккупированной.

— Есть ли пример в истории, с которым смогла сегодня сравниться Беларусь? К примеру, во время Второй мировой войны были оккупированы территории Дании, Нидерландов, но там оккупанты устанавливали свои органы власти, чего в Беларуси мы не наблюдаем.

— Ситуация в Беларуси достаточно уникальная. Я могу сравнить ее разве что с самой Германией 1930-х, ведь были немцы, не согласные с политикой правящего режима, они создавали антифашистские движения, как могли, выступали против, за что их отправляли в лагеря. Наверное, это ближе к тому, что мы переживаем сейчас. Хотя надо сказать, что международное сообщество признавало Гитлера легитимным лидером страны.

— Из современных примеров есть Крым, который Украина называет оккупированной территорией.

— Это совсем не наша история. В Крыму был ненасильственный захват, пророссийские и российские силы провели незаконный референдум, поставили своих людей, полностью изменили структуру госуправления, Крым стал напрямую подчиняться Москве. Мы не наблюдаем ничего подобного в Беларуси. В международном праве часто такое бывает: никогда не было и вдруг происходит.

В случае с нашей страной, как я считаю, можно говорить о поддержке и соучастии в агрессии со стороны власти и движении сопротивления среди простых людей. Не стоит искусственно притягивать понятие об оккупации, когда для этого нет правовых и фактических оснований, это обесценивает попытки дать правдивую оценку ситуации.

– Украина признала Крым оккупированной территорией, но никакого прорыва не наблюдалось даже до войны.

– Потому что Украина не может вернуть себе контроль над этой территорией. Она бы могла воевать за Крым, но не стала. Можно сколько угодно говорить об оккупации, но пока вы не вернули себе эффективный контроль над территорией, ничего не поделаешь.

– Беларусь вряд ли будет признана оккупированной территорией, но у нас все шансы быть признанной страной-агрессором?

– Принята резолюция Генассамблеи ООН, с точки зрения международного права Беларусь является соучастницей военной агрессии, так как добровольно предоставляет территорию страны российским войскам для военной агрессии против Украины. В данном случае неважно, что Вооруженные силы Беларуси не принимают непосредственного участия в нападении.

Белорусские власти тем самым нарушают свои обязательства, в том числе, прописанные в Конституции, – неприменение силы или угрозы силой, нерушимости границ, невмешательства во внутренние дела и другие общепризнанные принципы и нормы международного права (в новой версии Конституции указывается, что Беларусь исключает военную агрессию со своей территории в отношении других государств, – С.). Доказать соучастие Беларуси будет просто.

– Попытки Беларуси предоставить переговорную площадку на своей территории могли бы смягчить роль в конфликте? Если бы Лукашенко, условно, заявил: посмотрите, мы не агрессор, мы помогли предотвратить Третью мировую войну.

– Действия, которые совершаются уже после нарушения, не могут их отменить. То, что Беларусь соучаствует в агрессии, – факт, который нельзя вычеркнуть. И потом, посмотрите, пока шли переговоры на нашей территории, с нее же продолжались обстрелы Украины. То есть Лукашенко не отказывается от дальнейшей поддержки России. Если позиция измениться, и он попросит российскую армию покинуть нашу территорию, это может быть учтено лишь при определении размера компенсации.

– Если будет заключено мирное соглашение между Россией и Украиной, должны ли там быть прописаны требования и к Беларуси? Белорусской группы на переговорах не представлено.

– Вопрос, как Россия согласует свои требования с Украиной. Если речь пойдет об отводе войск, то украинская сторона может потребовать убрать войска и с территории Беларуси.

С другой стороны, если Лукашенко, как он заявляет, лично предложил Путину оставить часть российских войск в стране после завершения учений, у российской стороны может возникнуть вопрос, почему Украина влезает во взаимоотношения с Беларусью, это же не их территория, это территория союзника России. Могут еще припомнить, что войска НАТО стоят у российских и белорусских границ. На мой взгляд, вряд ли требования к Беларуси будут прописаны в мирном соглашении.

– Вы сказали, доказать соучастие Беларуси в агрессии будет просто. Но международные разбирательства растягиваются на долгие годы. Как вы считаете, сколько лет может пройти, пока дело дойдет до решения?

– Пока вопрос, в каком виде и в какой судебной инстанции будет данное разбирательство. История знает примеры, когда создаются специальные трибуналы, которые прекращают деятельность после разбирательства. Может быть, арбитраж, медиация, а может и международный суд.

Было бы желание и политическая воля. По срокам, к примеру, трибунал по Югославии работал достаточно интенсивно (нарушения международного гуманитарного права были совершены на территории бывшей Югославии с 1991 года, трибунал был утвержден в 1993 году, первый приговор оглашен в 1996 году, а последний – в 2017 году. – С.).

Процесс не быстрый, но не на десятилетия, скорее, от подачи иска до решения по существу пройдет лет пять.