Режиссер Лунгин: «Беларусь живет на силе своей опричнины»

Предлагаем избранное из большого интервью Павла Лунгина Новой газете.

Фото ТАСС

— Нам предъявляют благочестивые образы царя Ивана Грозного, мудрость и велеречивость Сталина. Что происходит с отношением к отечественной истории, которую мы как будто бы не изучали? Словно произошел какой-то сдвиг, нам со всей строгостью Уголовного кодекса велят, как именно следует оценивать то или иное событие, ту или иную фигуру, вроде Грозного, Николая I, Сталина, Малюты Скуратова…

— Проблема в том, что сейчас и велеть-то ничего не надо, сами все понимают, без слов. Да и интеллигенцией уже до такой степени все заболтано, в том числе отношение к истории… И уже все кому не лень сказали, что историю переписывают. Историю действительно переписывают. Это любимая русская традиция.

Еще во времена Ивана Грозного собирали монахов, летописцев — проверяли, что пишут, вымарывали чего не дозволено. Отношение к истории как к артефакту, над которым надо работать, цензурировать, раскрашивать, вписывать или вымарывать, издавна было в России, особенно при советской власти.

***

— Скажите, может, здесь есть утилитарная рифма, чтобы оправдать происходящее? Как востребованно звучит сталинская сентенция: «Мудрость Ивана Грозного состояла в том, что он стоял на национальной точке зрения и иностранцев в свою страну не пускал, ограждая страну от проникновения иностранного влияния». И опричнину сегодня необходимо оправдывать, объясняя ее прогрессивность.

— Конечно. Но ведь везде были опричнины. Вот все повторяют, что Беларусь существует на силе России. А по-моему, Беларусь живет на силе своей опричнины. Такие же «белоруссии» мы видим в Латинской Америке, такие же «белоруссии» были на Гаити при Франсуа Дювалье, да и во многих африканских государствах.

Я хочу сказать, что это какой-то закономерный выверт: если идешь по линии страха, подавления, то опричнина появляется всегда. И, к сожалению, такое государство может существовать долго. Хотя Иван Грозный, как мы знаем, разрушил опричнину…

— Причем жестоко. И потрошители поплатились жизнью, как и сталинские убийцы.

— Все жестоко. Сталин тоже расправлялся, но по-другому, более технологично, слой за слоем, сначала верхний слой, снизу новый нарастал. А он, как Мичурин, корочку за корочкой снимал.