Рената Литвинова: «Я никогда не боролась за звание самой нормальной»

Рената Литвинова — женщина, которую невозможно «поймать», — в интервью ОК! рассказала, какой образ жизни ведет, что для нее является оскорблением и какую критику выслушивала от мамы.

— Меня зовут Вадик.

— Я, наверное, год, встречая вашего брата, называла его Вадимом, пока однажды он не вскипел... Теперь очередь дошла до вас.

— Когда меня называют Игорем, это ничего, все-таки родной брат, а другим именем не надо.

— Значит, у вас другое устройство, тем более вы не артист, артисты — они более душеранимые.

— Рената, в МХТ спектакль «Шага» Мари-Луиз Бишофберже стал для тебя новым шагом, такой Литвиновой я еще не видел.

— Мари-Луиз фантастически работает с артистами, ее режиссерский подход очень близок к киношному. Например, Кира Муратова тоже идет от актера, работает словно на крупный план, а не чтобы было слышно на галерке. Нет четкой конструкции, все три героя говорят как одна отчаявшаяся безумная женщина в пограничном состоянии, а три роли — словно расстроенная душа ее.

— Послушай, тебе не привыкать играть безумную женщину в пограничном состоянии. Не знаю, все-таки играть безумцев — это не набор штампов, надо быть отчасти… безумцем. А в тебе это «отчасти безумство», конечно же, есть.

— Я никогда не боролась за звание самой нормальной, тем более быть нормой для меня скорее оскорбление.

— Вот давай про «оскорбление» поподробнее. Когда ты почувствовала себя белой вороной?

— В школе я всегда хотела поскорее домой, к книгам, к своим радиоспектаклям в шесть вечера. Я помню, как-то шла по осенней аллее домой, особенно грустная, и все перебирала плюсы своей жизни. И сказала самой себе: «Но зато меня ждет дома попугайчик». Что-то совсем я была одинокой. Только когда я попала во ВГИК, я нашла подобных себе. Это как вернуться на родину и заговорить на языке, не подбирая фраз и выражений, без заикания.

— Но все-таки я думаю, тебе было комфортно в этом самом одиночестве: ты же писала рассказы, училась в музыкальной школе...

— В детстве я сама себе придумывала досуг. Я так мечтала научиться играть на пианино, что сама устроилась в музыкальную школу. Потом сама пришла в общество «Спартак» и попросилась к тренеру по легкой атлетике. У меня в этих областях не было талантов, но зато и музыкалка при консерватории, и спорт научили меня терпеть, трудиться, добиваться цели и доводить дело до финальной точки.

— Скажи, целеустремленная Рената, а сейчас ты занимаешь себя физическими упражнениями? Например, ходишь в фитнес-клуб?

— Я не могу себя этому посвятить, для этого надо быть очень эгоистичным существом. Пока ты туда доедешь, пройдет час. Пока разденешься, пока оденешься, пока там сделаешь все манипуляции... Оболочка физическая занимает слишком много сил.

— А все-таки ты ведешь сегодня правильный образ жизни?

— Я привыкла мало спать, я не могу заснуть в 11 вечера, я люблю хорошее вино и не стану себе этого запрещать. Делать что-то редко — большое удовольствие.

— Я видел, с каким удовольствием в спектакле «Шага» ты играешь на пианино и поешь.

— Это Прокофьев. Я же закончила школу при консерватории по классу фортепьяно, но 20 лет уже не занимаюсь. Мари-Луиз дня за два попросила выучить этот отрывок и... Руки же помнят, дома всех измучила одной и той же партитурой.

— Да, музыкальная память у тебя отлично сработала. Это же «Ромео и Джульетта»?

— Да.

— Рената, у тебя все как в бизнес-классе: если снимаешься в кино — то у Киры Муратовой, если играешь в театре — то в МХТ и обязательно Раневскую в «Вишневом саде»...

— Меня ввели в театр Табаков с Шапиро, предложив мне роль в «Вишневом саде». Это был дерзкий поступок с их стороны, и я знаю, многие роптали, но видите, Табаков остался молодым, способным пойти вопреки... Это редкий дар — пойти наперекор и выиграть. А я со своей стороны хоть и «ненорма», но как я могла отказаться от Чехова, от великой роли в лучшем театре страны? Это такой опыт, учеба, тренинг. Так же и с Кирой Муратовой — я же не мыслила себя актрисой, учась на сценарном, и всегда отказывалась сниматься. Но как я могла пренебречь возможностью поработать с таким мастером? И вот я иногда подвизаюсь артисткой.

— «Подвизаюсь артисткой» — это сильно звучит, кокетливая Рената! А бывали такие соблазны, что предлагали сумасшедшие деньги, а ты отказывалась?

— Да, конечно же. Даже когда денег не было, они как-то появлялись непозорным путем. Существует момент, когда о тебе заботятся обстоятельства. Можно жить и на маленькие деньги. Когда я была бедная, у меня были красивые вещи, купленные на копейки.

— Рената, твоя мама, Алиса Михайловна, прекрасный врач, я ее знаю. Отец тоже был врачом. Мне интересно, как в этом мире, далеком от творчества, родилась ты, такая поэтичная натура?

— Почему ты думаешь, что врачи непоэтичные, ведь Чехов был врачом, и мама моя — одна из самых нематериальных женщин, которых я встречала. У меня, помню, был суд, а она мне рассказывает, казалось бы, вместо поддержки такую историю: «Вот, помню, был у меня больной, тоже все судился, с бумажками бегал, в коридорах совещался, совсем в палате не лежал, а на операции у нас вдруг взял и... умер. И зачем он с этими бумажками бегал...» В общем, она вот так меня решила взбодрить. А моя бабушка вообще сочиняла такие парадоксальные истории, что Маркесу далеко до нее.

— Какие отношения у тебя с мамой? Она когда-нибудь критикует тебя?

— Она всегда была очень строгой, критиковала меня постоянно. После мамы мне ничего не страшно: я такую критику выслушивала! «Волосы, прибитые к черепу. А нос длинный, волнистый, как пила. Тень от него лежит на губах. Что это за оператор такой тебя снимал?» Хоть стой, хоть падай, это о роли в фильме. Или: «В этом фильме, «Еще раз про любовь», видно, что Доронина работает на международных авиарейсах, что у нее есть деньги, что она посещает парикмахера. А твоя героиня — побирушка с висящей прядью поперек лба». Я говорю: мама, это же ужасно, когда такие букли, как будто бигуди только что вытащили. Но нет, мама видит, что у нее есть деньги, она ходит к парикмахеру!

— Тебя все это расстраивает, или ты относишься к этому с юмором?

— Теперь да, с юмором, конечно. Я думаю, моей маме можно иметь свою колонку в газете!

— Рената, а когда у тебя в школе была эта тотальная нестыковка с социумом, ты маме жаловалась?

— Никогда в жизни не жаловалась. Нет, ей и так было тяжело. Она воспитывала меня одна, никто ей не помогал. Она все пыталась подзаработать, дежурства и командировки брала, и я иногда ее сопровождала. Я к ней относилась щадяще и не заставляла ее на свой счет переживать. Все сама решала.

— И тебе не нужна была материнская ласка, внимание?

— Всем, знаете ли, нужна любовь и ласка. Но мама меня любила как могла. И не было у меня к ней претензий, как у теперешних детей, а только сочувствие и уважение. Более того, как только я получала стипендию, то отдавала ее маме.

— А она потом тебе хотя бы часть этих денег выделяла?

— Зачем? В школе я с ней жила и то ухитрялась подрабатывать. Первая съемка, в рекламе, у меня была в 9-м классе. Какие-то советские драгоценности мы рекламировали. Меня снимали на пруду в Ботаническом саду, увешанную золотыми цепями в пять рядов. Была я накрашена немыслимо. Мне заплатили тогда крупную сумму — 25 рублей, я гордо ехала в автобусе, грим, конечно, не смывала до самого вечера...