Новая команда Лукашенко

Политика Минска в последние месяцы направлена на создание условий для сближения с Западом. В начале июля, после взрывов, прозвучавших на гала-концерте в столице Беларуси, в отставку были отправлены глава администрации президента генерал Геннадий Невыглас и госсекретарь Совета безопасности Виктор Шейман, причем первого заменил кадровый дипломат Владимир Макей, в свое время работавший представителем Беларуси при Совете Европы.

Ряд аналитиков не без оснований предположили, что Лукашенко избавляется от силовиков и усиливает группировку так называемых технократов в своем окружении. Твердо заявлять об этом было бы преждевременно. Не исключено, что президенту просто надоело соперничество между различными группировками силовиков. Поэтому после года перетасовок в КГБ, прокуратуре и судейском корпусе страны, сопровождаемых традиционными угрозами «поотрубать руки по локоть тем, кто крышует», белорусский лидер решил качественно изменить баланс влияния среди силовых кланов.

Но, так или иначе, уход Шеймана, человека-символа изначальной команды Лукашенко, «серого кардинала» и исключительно антизападного политика, есть событие знаменательное.

Началась подготовка к большой приватизации. За отменой в марте института «золотой акции», позволявшего государству вмешиваться в деятельность даже полностью приватизированных предприятий, появился декрет президента, согласно которому в течение трех лет будут постепенно сняты все ограничения на разгосударствление предприятий. При этом все попытки российского бизнеса войти в белорусскую нефтехимию и машиностроение по-прежнему умело блокируются.

На фоне столь явного нежелания поддержать действия России в Южной Осетии, что это вызвало ставший уже классикой крик души российского посла в Минске Александра Сурикова, министру иностранных дел Сергею Мартынову дается официальное поручение работать над улучшением отношений с ЕС и США.

И, наконец, происходит самое главное. Выполняется ключевое условие Запада для возобновления диалога. В августе на свободу выходят политические заключенные Александр Козулин, Сергей Парсюкевич и Андрей Ким. Мгновенно вслед за этим в Минск приезжает видный чиновник госдепартамента США Дэвид Меркель и проводит встречи как с официальными лицами, так и с лидерами оппозиции.

Можно добавить, что меняется и имиджевая политика. Александр Лукашенко все чаще начинает появляться на публике вместе с четырехлетним сыном Николаем, кульминацией чего стал их приезд на открытие Олимпийских игр в Пекин. Трудно сказать, стало ли это следствием советов крупного британского пиарщика лорда Тимоти Белла, подписавшего недавно контракт с Белоруссией, но в любом случае новый стиль Лукашенко гораздо ближе западному — точно так же на пекинской трибуне с сыном сидел Никола Саркози, — чем исповедуемому ранее номенклатурно-советскому с его табу на освещение личных и семейных тем.

Представляется, что этот событийный ряд не случаен и под него можно подвести аналитическое обоснование. Если коротко, то сегодняшняя белорусская элита не может не осознавать необходимости фундаментальных перемен в самих основах своего положения. В ее среде постепенно формируется достаточно четкий запрос.

Во-первых, Беларусь разбогатела. Пока страна оставалась бедной, номенклатура могла довольствоваться неким минимумом власти и достатка, который гарантировал ей президент. Но сегодня, коррумпированная как по рейтингам «Транспэренси интернешнл», так и по косвенной оценке собственного президента, она заинтересована в легитимации своего нового богатства, которая, хочется это кому-то или нет, приходит с Запада.

Нельзя чувствовать себя полностью спокойно, если в любой день можно оказаться под визовым запретом или под санкциями на экспортную деятельность твоего бизнеса. Для самого Лукашенко возглавить этот процесс является естественной защитной стратегией. В противном случае ему не гарантирована лояльность аппарата, а это рано или поздно привело бы к краху режима.

Во-вторых, стране — то есть в том числе и потенциальным хозяевам белорусских приватизированных предприятий из числа сегодняшней номенклатуры — нужны западные технологии и инвестиции. Пока Беларуси были гарантированы дешевые российские энергоносители, ей не было нужды отделяться от российского экономического пространства. Но при высоких ценах на нефть и газ и с перспективой падения транзитных доходов — а Россия неоднократно подтверждала намерение переориентировать белорусский нефтяной транзит на Балтику — не открывать свой производственный потенциал Западу было бы экономическим самоубийством.

В-третьих, сделка с Западом решает проблему статуса. Отдав немного власти, можно получить признание в качестве элиты независимого восточноевропейского государства.

Достаточно посмотреть на пример того же уже двукратно бывшего украинского премьер-министра Виктора Януковича, который в обмен на принятие демократических правил игры во внутренней политике стал вполне признанным партнером Европы и США, чтобы понять, что такой обмен работает.

В-четвертых, в Беларуси лучше, чем в любой другой стране постсоветского пространства, Запад, ведомый США, доказал, что своих не сдает. Борьба за освобождение Козулина была принципиальной, и это дорогого стоит. При этом нужно учитывать, что Козулин не был ни радикалом, ни традицонным национал-демократом. Он входил в высшую номенклатуру страны, которая инстинктивно настроена договариваться в первую голову с Москвой.

Но Россия ничего не сделала для облегчения его судьбы, поэтому ее кредитоспособность в качестве гаранта негласных договоренностей резко упала.

Спору нет, вся эта логика может разбиться об один простой вопрос: каково будущее лично Александра Лукашенко? Западу будет чрезвычайно трудно забыть об исчезновении несколько лет назад ряда ведущих оппозиционных политиков, считающихся убитыми режимом. Самому Лукашенко трудно будет забыть о судьбе Слободана Милошевича и Радована Караджича, которые вроде бы тоже получали какие-то обязательства и гарантии.

С другой стороны, варианты ответа можно найти и здесь. Если российско-западное геополитическое соперничество продолжит обостряться, за ключевую в этом плане после Украины страну Беларусь можно будет заплатить и компромиссом с Лукашенко, в особенности, если компромисс будет включать в себя внутриполитическую либерализацию, в перспективе дающую определенные шансы оппозиции. А «железный» Александр Григорьевич сможет уступить пост президента старшему сыну Виктору, считающемуся более либеральным. Кстати, по возрасту он сможет претендовать на должность уже на выборах 2011 г.

Понятно, что все произойдет не сразу и не вдруг. В ближайшее время, скорее всего, Минск продолжит лавировать между Западом и Россией, соблазняя первый перспективами экономического сотрудничества, а вторую военно-политическими дивидендами.

При этом Западу на очередных триумфальных для режима парламентских выборах в сентябре будет продемонстрировано, что разобщенная оппозиция по-прежнему слаба и единственным его контрагентом в Беларуси является сам Лукашенко, что может вызвать очередной мини-кризис. Тем не менее, игнорировать произошедшие сдвиги уже невозможно.

Что же касается России, то у нее опять не оказывается работающей политической линии. Можно давить и грозить, но после того, как единственный реальный инструмент в виде цен на энергоносители уже использован, рассчитывать на капитуляцию такого человека, как Лукашенко, вряд ли приходится. Или можно попытаться вновь купить лояльность кредитами. Деньги, естественно, с благодарностью примут, но не более того.

Собственно, циклическое повторение жесткой риторики и ничем не обусловленных субсидий и было основным содержанием российской белорусской политики уже долгое время. Тем временем двусторонние встречи лидеров становились все менее результативными, а саммит президентов Медведева и Лукашенко в Брестской крепости 22 июня вообще свелся к встрече с ветеранами войны, как бы подчеркивая, как мало поводов говорить о российско-белорусском единстве дает сегодняшняя реальность.

Корень проблемы в том, что Россия так и не научилась видеть в Беларуси независимое государство. Москве был нужен не партнер, а клиент, страна-спутник, которая подчеркивала бы статус России как центра некой системы — то ли будущей, то ли прошлой. Настал момент, когда белорусов, старых и новых, это перестало устраивать.