Иван Охлобыстин: «Как только жена сказала, что скоро конец света, я тут же купил двести литров водки»

На днях шоумен Иван Охлобыстин объявил о своих планах баллотироваться в президенты России. Зачем это ему понадобилось, можно понять из этого интервью.

Примечательно, что обозреватель «Медведя» Игорь Свинаренко беседовал с Иваном Охлобыстиным примерно полтора года назад. Но это интервью не устарело, а концовка его и вовсе прекрасно проецируется на последние телодвижения актера-священника.

-- Иван! В прошлый раз мы с тобой виделись на концерте одной из твоих дочерей. Она играла на гитаре.

-- Ва-а-аречка! Моя девочка...

-- Это ты ее научил на гитаре?

-- Нет! Она сама, и совершенно неожиданно. Я кроме жестокости и бытового лицемерия ничего Варе не преподаю — но как-то так прорывается через эти пласты и что-то человеческое, хорошее!

Еще я в Варе развиваю, как могу, дух бунтарства — ну такой систематизированный. Есть пирамида хаоса, на вершине ее — я, столь же неуправляемый, как и вся конструкция.

-- Удачно развиваешь ты дух бунтарства?

-- Думаю, да: мне мои дети напоминают персонажей «Чужих», фильм такой был фантастический, про чудовищ. Их мама тоже мне напоминает тот же фильм. Помнишь, в кино про этих вот чужих была такая королева-мать, которая за лейтенантом Рипли бегала — она яйца откладывала, и из них вылуплялись чудовища? Вот моя Оксана — она и есть та самая королева-мать. Красавица.

-- И что, неужели в ней и сейчас, после того как она стала матерью шестерых детей, столько энергии?

-- О-о-о!

-- А мне казалось, что она такая тонкая, нежная.

-- Она тонкая! Она нежная! Но и жилистая при этом. Я когда еще калдырил в старые добрые времена, бывало, сидя в баре Slim’s, вызывал жену, чтоб она приехала и меня забрала за четыре-пять рюмочек до достижения того, чего надо...

-- Это после рюмок скольки?

-- После семи-восьми, так чтоб в итоге получалось восемьсот граммов.

-- Немало.

-- Для меня и сейчас это много. Тогда, конечно, это тоже было отравление, но я его иначе переживал, намного легче. Короче говоря, сижу — и вдруг понимаю, что она приближается. Сначала стихает шум, потом замолкают разговоры, а дальше мощный стук каблуков — она у меня на пятку наступает — она приближается, как большая птица, которая хватает в когти ягненка и уносит его.

-- Она била тебя?

-- Нет. Нет! С душой относилась, берегла даже иногда.

-- Ну а почему ей тебя и не бить, даже если она тебя бережет? Ты же сам сечешь детей, как известно? Для их же пользы?

-- По жопе мерзавцев! Очень я детей секу, раза три уже сек. У меня ремень есть даже специальный для этого, на стене висит, и на пряжке там написано: «De puta madre»...

ДЕЛА КЛЕРИКАЛЬНЫЕ

-- Вот были злые разговоры про то, что ты пришел сниматься с учета или как там у вас это называется, а тебе в патриархии говорят: «А вы у нас и не числитесь нигде!» А я людям поясняю: про то, как он тебя рукополагал, мне рассказывал лично епископ Ташкентский и Среднеазиатский Владимир. А он же не будет врать. Познакомился я с ним в Москве, на Семеновской у него подворье, там венчался один мой товарищ.

-- А знал ли твой товарищ мистический смысл венчания? А то ведь немногие знают.

-- Может, и знал. Он сначала повенчался, а потом вступил в «Единую Россию».

-- Ну тогда ему не страшно. Мистический смысл в том, что он за гранью бытия должен объединиться с женой в единое существо, в андрогин — но он уже с партией «Единая Россия» в одно тело объединился. Ха-ха-ха! Это уже не андрогин, а гидра получается!

-- Так что там у тебя с саном и вообще? Каков твой статус? Объясни-ка.

-- Священник я, священник под запретом. Это означает, что я не могу венчать, крестить, принимать исповедь, отпевать, пока снимаюсь в кино.

-- А как перестанешь, то тут же автоматически...

-- Ну не тут же, надо написать челобитную грамоту, дождаться ответа...

Эта история началась с «Царем», когда некоторым не понравилась моя работа в этом фильме. Хотя до фильма Алексий Святейший, ныне покойный, благословил меня сниматься у Лунгина — чтоб заработать семье на жизнь. А так-то я был заштатным священником.

-- Заштатным — тебе, значит, денег не платили. Ты в штат хотел, но тебя не брали?

-- Не, не то чтоб хотел... Я понимал, что меня не возьмут, так что особо и не просился.

-- Почему не возьмут?

-- У меня было к тому времени подмоченное реноме. Что это часть профессии, прошлой профессии, одному можно объяснить, а кто-то и не поймет. Я даже не пытался. Работал без зарплаты — два года, служил каждый день.

-- На что жил?

-- Помаленьку распродавал имущество. Меня что выручило? Помощь товарища (он помогал деньгами) и ювелирка. Я ведь давно уже научился делать ювелирные изделия. А потом вот стал в кино сниматься...

ТЕМА РАСИЗМА

-- Ты недавно прозвучал в СМИ как расист. Я, кстати, всегда говорил, что сам я, разумеется, не расист, но расистов понимаю и сочувствую им.

-- Да, меня все ругают, что я признался в расизме. Если придет ко мне дочка и приведет Фредди Меркьюри...

-- Тот был не негр, а гомосексуалист, не нацмен, а сексменъшинство, он бы скорей к сыну приставал, а не к дочке.

-- Я хотел сказать – Эдди Мерфи. Я бессилен перед детьми, конечно. И тут же меня кинулись ругать. А за что? Вот у нас в Тушине любого спроси — хоть таксиста, хоть человека интеллигентного из ЖЭКа: «Ты, брат, хотел бы, чтоб тебе дочка привела жениха негра?» Он драться полезет!

-- А если не жениха, а бойфренда?

-- Слово «бойфренд» тоже не приветствуется. Потому что это ни Богу свечка, ни черту кочерга.

-- Ты думаешь, она прислушается к твоему мнению?

-- Надеюсь. Все-таки есть у меня на нее какое-то влияние. Вот Варя, видимо под воздействием дебатов о негре-женихе, говорит: «Я приведу жениха на тебя похожего». Я говорю: «Дочка, да я его на порог не пущу такого! Такого, как я!»

-- По поводу расизма: вон какой был Йоханнесбург город приличный, я еще застал, а потом как черные взяли там власть — так хоть святых выноси.

-- Да, я неоднократно бывал в ЮАР. А теперь там все накрылось медным тазом.

У меня там есть друг, Густав, я к нему и на охоту езжу, и так побаловаться, и в клетке поплавать среди акул. Так вот у него в доме в Йоханнесбурге была повариха-негритянка. Хорошая повариха, но полная всяких освободительных мыслей. Как она ни просила у него ключ от аптечки, он не давал. В итоге первое, что она сделала после отмены апартеида и введения равноправия, так это завладела ключами.

-- И что же?

-- А то, что она нажралась разных таблеток и в страшных судорогах померла.

-- А виноваты в этом, конечно, белые. Расисты. В хорошем смысле этого слова?

-- Ну да.

КОНЕЦ СВЕТА СКОРО?

-- Скажи мне, Иван, как эксперт, как клирик. Вот эти разговоры кругом про вампиров, про всякую нечистую силу, обилие гадалок, предсказательниц и сериалов про это — не говорит ли это все о близком конце света? Может, и правда пора уже распродать имущество, половину отдать на храм, а половину пропить и прогулять?

-- «Никто не знает сроков», — сказал Господь, когда его про это спросил один из апостолов. Неправильно это — называть срок. Это все чушь.

В нашей семье такое, правда, любит матушка. Приедет, бывает, из храма с детьми с причастия и пересказывает, что ей бабки наговорили. Ну, в частности, что скоро конец света.

Я это использую по хозяйству. Вот прошлой зимой, как только она мне это сказала, я тут же купил ящик патронов, картечь шесть с половиной — это идеальная разменная монета в любых непредвиденных обстоятельствах типа конца света. И конины я купил сорок банок: она хороша тем, что не портится долго — срок хранения два года, а пролежит и все пять, причем хороша даже с тухлецой. А также я взял двести литров водки. Как-то я должен отреагировать — а что я мог еще сделать?

-- И после этого она уже про конец света не заикалась?

-- Заикалась! Только требовала освободить балкон от моих запасов. От конины с водкой.

-- Она хотела, как лучше, видимо.

-- Конечно. Она говорит: «Я как слышала, так и рассказала». А я: «Эво как!» — и в магазин.

Я брал причем водку такими бутылками большими — 1,75 литра, с ручкой. Потом смотрю — у меня стал поджирать кто-то из гостей. И я тогда купил запас поллитровок, чтоб они тот мой запас не трогали. Это ж не шутки, не корысти ради, а на случай конца света все-таки.

-- Скажи, пожалуйста, ты вот людям рассказываешь открытым текстом про отрицательное реноме. Я тебя дословно процитирую: «Существует закон шоу-бизнеса: хочешь остаться в обойме — шуми. Чтобы нормально работать, нужно возбуждать интерес к себе, питать его. Быть забиякой. Это же часть имиджа, профессии. У меня это идеально получается».

А люди все равно спрашивают: «Скажите, Иван, а почему вы такой шебутной?» И ты, наверно, думаешь: кому я это все рассказывал? Зачем? Как горохом об стенку.

-- Ну! Хоть кол на голове теши...