Эксперт: Надо поменьше прислушиваться к голосам, что Кремль вот-вот сменит Лукашенко

— Можно ли считать белорусский политический кризис чисто внутренней белорусской проблемой или он стал явлением международного порядка, который невозможно решить без определённого международного влияния и вмешательства? Каким в идеале может быть такое вмешательство, которое могло бы быть принято обеими сторонами белорусского противостояния?

— Во-первых, мы имеем дело с довольно парадоксальной ситуацией. Естественно, что основная роль в решении белорусского кризиса будет лежать на гражданах Беларуси и решаться процессами, происходящими именно в Беларуси.

Но при этом этот кризис с первых дней оказался международным. Потому что Россия почти сразу однозначно стала на сторону действующего режима, и тем самым этот режим спасла. После этого рассуждать о том, какую роль играет геополитика, уже было бесполезно, потому что произошло то, что произошло. Москва предоставила Лукашенко экономическую, идеологическую, информационную и потенциально силовую поддержку.

Соответственно Запад, частично реагируя на сигналы из Москвы и оценивая радикальность российской позиции, а частично — исходя из бюрократического мышления, которое не очень позволяет Западу сегодня активно втягиваться в международные кризисы, прежде всего в Европе, — Запад по большому счёту от борьбы, от геополитического столкновения отказался.

Потенциала движущих сил протеста не хватило, чтобы в августе-сентябре победить одновременно и режим, и его московских союзников. А потенциальные союзники сил, которые выступают за изменения в Беларуси, повели себя исключительно пассивно, и сыграли тем самым свою роль в том, что произошло.

Что может в такой ситуации сделать сегодняшний Запад? Он согласится сделать очень немного, потому что не планирует отходить от своей изначально заявленной позиции, согласно которой в Беларуси нужен национальный диалог и новые выборы. Такая позиция не предполагает жёсткого силового давления на действующий режим, такая позиция предполагает ограниченное, хотя и не афишируемое, взаимодействие с режимом. А также помощь оппозиционным структурам, в данном случае тем, которые оказались за пределами Беларуси.

В любом случае, мы должны исходить из того, что процессы в Беларуси, которые начались 2-3 года тому, никуда не делись и остановить их только репрессиями не представляется возможным.

— Вы описали довольно сдержанную позицию Запада по отношению к беларусскому режиму. А что может изменить, радикализировать эту позицию? Сейчас беларусские власти сажают людей за негативные комментарии в социальных сетях, готовят новые законы, где любая оппозиционная деятельность может быть признана экстремисткой. То есть режим может спокойно дрейфовать в сторону Ирана или Сирии — и это ничего не изменит в отношении Запада к нему?

— Мне всегда казалось, что существует красная линия, которую репрессивность беларусского режима не должна переходить. Но я должен признаться, что сейчас я не знаю, где эта линия. И сегодня у меня взгляд в этом отношении более пессимистичный. Я могу сравнивать — в 2010 году уровень репрессивности был гораздо ниже, а сила ответа со стороны Евросоюза гораздо больше. Мы видим, к сожалению, что по факту Запад мирится с тем, что происходит.

Я думаю, если что-то и может резко поменять западную позицию, то это резкое наращивание военных усилий, например, превращение Беларуси в одну российскую военную базу. То есть, если в стране появится сто тысяч российских солдат, тогда, возможно, целеполагание Запада изменится. А возможно — и нет. Возможно, что в таком гипотетическом случае европейцы будут напуганы, и будут помогать Минску сохранить хоть какую-то дистанцию от Москвы.

На мой взгляд, уровень политических репрессий в Беларуси может нарастать ещё в течение какого-то времени, не провоцируя серьёзного западного ответа.

Политика Лукашенко последние 20 лет усиливала структурную зависимость от Москвы, уменьшала возможность потенциального ухода Беларуси из российской сферы влияния

— Москва поддержала Лукашенко в самый критический момент — финансово, политически, предложив и силовую помощь в случае необходимости. Тем не менее, многие аналитики продолжают утверждать, что Кремль на самом деле мечтает побыстрей избавиться от Лукашенко, а тогда, в августе-сентябре, просто была неподходящая ситуация.

Мол, он должен уйти не в результате народной уличной революции, а по-другому. Считаете ли вы, что Москва действительно хочет «уйти» Лукашенко?

— Я скептически отношусь к этому аргументу, мне нужно увидеть какие-то доказательства, что такой подход Кремля к Лукашенко действительно осуществляется. По-моему, надо поменьше прислушиваться к тем голосам, которые звучат в том числе из Москвы, что Кремль вот-вот сменит Лукашенко. Многие говорят это уже 15 лет.

Моя точка зрения принципиально иная. Он сводится к тому, что Лукашенко, может, и не является идеальным партнёром для Москвы. Но он является вполне приемлемым партнёром. Его политика последние 20 лет усиливала структурную зависимость от Москвы, уменьшала возможность потенциального ухода Беларуси из российской сферы влияния. Да, Лукашенко не всегда вежлив в своих формулировках, но он не делает ничего, реально раздражающее Москву.

Лукашенко знает «красные линии» и никогда их не переходит. Пока он остаётся во власти, он гарантирует не уход Беларуси на Запад. И при этом у Москвы остаётся возможность играть на других досках, что даёт Кремлю свободу манёвра. Она может надавить на Лукашенко и получить себе какие-то бонусы, прежде всего экономического характера.

Я не вижу, чтобы Москва меняла свою позицию, Лукашенко вполне для неё приемлемый, и в критической ситуации Кремль его поддерживает. Задумываются ли там о транзите власти в Беларуси? Наверное, да. Но принимают ли решения, которые будут способствовать этому транзиту? Я думаю, нет. И в любом случае, это не будет транзит, осуществлённый в пользу тех людей, которые ассоциируются с протестами.

— А если Лукашенко вернётся к своей традиционной риторике о многовекторности? Москва воспримет это спокойно или любой намёк на многовекторность будет восприниматься негативно?

— Нет, это не будет восприниматься негативно. Если Лукашенко начнёт вновь получать деньги от Запада, он будет меньше получать из российского кармана. Пусть получает. Есть красные линии — это членство в НАТО, серьёзное сотрудничество в области безопасности с Западом.

Организация каких-то форумов региональной безопасности в Минске не является выходом за красные линии. У Москвы достаточно широкое поле манёвра, и пока нет реального риска его выхода за флажки — изменение риторики будет ему позволяться. Кому-то казалось, что то, что он наговорил про вагнеровцев, ему не будет никогда прощено. Забыли за недели.

— По-вашему, насколько силён и крепок режим Путина — с точки зрения протестов, экономических проблем? Согласны ли вы с теми оценками, что Россия подходит к достаточно серьёзному кризису экономики и власти?

— Я не разделяю эту точку зрения. Я считаю, режим был слаб в 2000-е годы, когда ещё не всё законопачено, когда ещё существовали остатки свободной прессы, когда вертикаль власти была не отлажена, когда многое казалось недопустимым.

Поэтому, когда в период президентства Медведева пришёл экономический кризис и система начала шататься, — тогда она находилась на пути к кризису. Возврат Путина в 2012 году привёл к консолидации системы, система хорошо учится, реагирует даже на те вызовы, которых ещё нет, которые она сама себе представляет. И она зачищает их до того, когда они могут оформиться.

Другое дело, что Россия не развивается, Россия отстаёт. И в период персональной смены власти возможны внутренние конфликты, расколы элит — и тогда что-то может произойти. Но сегодня я не вижу никаких движущих сил, которых считаю необходимыми для серьёзного системного изменения режима.